Открытие медлительности
Шрифт:
— Ни за что в жизни, — выдавил он из себя непривычно тихим голосом, — никогда больше не подчинюсь их вонючим инструкциям, которые они будут спускать мне тут сверху! Я их даже читать не собираюсь!
Они вышли в море. Новые неприятности не заставили себя ждать. Перед Довером Мэтью выслал вперед лоцмана и доверился морским картам. Не прошли они и нескольких миль, как корабль у самого Данджинесса наскочил на мель. Они отбрасовали паруса и спустили на воду шлюпки. Помог прилив. Довольно скоро корабль снова оказался на свободе. Однако теперь, прежде чем отправляться в дальнее плавание, «Испытателю» придется зайти
Мистер Колпитс, напротив, был чрезвычайно рад. Он счел, что именно эту мель и предсказывала гадалка, а потому теперь ему ничто не грозит. Пропасть он уже никак не мог. Мокриджа занимало совсем другое.
— Портсмут, — протянул он задумчиво, — я там столько девок знаю! — Его неговорящий глаз явно смотрел в ту сторону.
Стенли Керкби оживился и добавил, что это именно то, что лекарь прописал. Брат его Олоф молчал. Он выносил свое суждение обыкновенно позже. Всякому «Первый сорт!» предшествовала тщательная проверка. К тому же еще было не ясно, отпустят ли вообще команду в город.
Джон Франклин хотел быть как все. Он хотел быть мужчиной. Вот почему он внимательно прислушивался к разговорам о женщинах.
— Главное — это бедра, мне вот нравятся такие крутобедрые, — говорил комендор.
— Ну, это как сказать, как сказать, — отвечал боцман Дуглас, задумчиво качая головой.
У ботаника на этот счет имелось свое мнение. Похоже, что каждый из них, говоря об этом предмете, ясно видел перед внутренним взором вполне определенный образ, вызванный из недр памяти. Джона же интересовала главным образом практическая сторона дела. Он отправился к Мокриджу и, хорошенько обдумав заранее, что ему нужно выяснить, изложил свои вопросы, касающиеся в первую очередь того, где этим принято заниматься и каким образом. Мокридж отвечал в основном уклончиво: «Ну, я не знаю», «Это кому как нравится». Но Джон не отступался, продолжая держаться составленного им заранее перечня вопросов:
— Нужно ли сначала женщину раздеть, или можно прямо так, не раздевая?
Над этим вопросом Мокридж думал особенно долго.
— Лично я люблю сначала раздеть, — сказал он наконец, — но ты ведь у нас пока еще вольный стрелок, поэтому как захочешь, так и будет!
Метода Мокриджа, видимо, была все-таки общепринятой. Особое беспокойство вызывали у Джона многочисленные пуговицы.
— Где там у них пуговицы, где крючки, где тесемки, это надо разбираться на месте, — ответил ему на это Мокридж. — Да, и вот еще что, — добавил он. — Запомни, грубая лесть хороша только в обхождении с престарелыми матронами. Боишься?
Джон боялся и потому принялся с несвойственным ему пылом рассказывать о том, как придушил под Копенгагеном солдата голыми руками… Рассказал и тут же сам устыдился.
— Тебе точно нужно сходить к женщине! Как сходишь, вмиг забудешь свой Копенгаген! — сказал Мокридж, ласково глядя на Джона своим слушающим глазом, в то время как второй, говорящий, был обращен к трубке.
Джон решил, что, когда сойдет на берег, первым делом займется изучением особ женского пола, чтобы выучить как следует устройство их одежды. Но на берегу было всего так много, что он чуть не забыл о своем намерении. Город кишмя кишел матросами, нигде на свете не видел он столько молодых людей одновременно, и он тоже принадлежал к ним. На нем была такая же форма, и, даже если он просто стоял и ничего не делал, он все равно был одним из них. Правда, он не умел танцевать, а танцевали в городе много.
Понравилась ему тут ратуша, такое узкое, вытянутое здание посреди одной из центральных улиц. И многорукая семафорная башня в гавани: она принимала сигналы лондонского Адмиралтейства и передавала их дальше. Побывал Джон и в настоящем портовом кабаке. Хозяин спросил его, что он будет пить, тогда Джон назвал то, что прочитал на доске, висящей на стене за стойкой.
— «Лидия», — сказал он, и все заржали, потому что это было название корабля из Портсмута.
Оказывается, названия кораблей писались на доске, как и названия напитков.
Подкрепившись «Лютером и Кальвином», Джон снова обратился к изучению женщин и установил, что платья у них у всех разные. Единственной повторяющейся деталью была довольно внушительная носовая часть корсета, грозно вздымавшаяся кверху. А уж разобраться на расстоянии, какой бегучий или стоячий такелаж держит всю эту конструкцию, было решительно невозможно. Такое определялось, видимо, только опытным путем. Мокридж отвел его в заведение на Кеппел-Роу и сказал:
— Советую тебе взять Мэри Роуз. Тебе понравится. Отличная девчонка, толстая и веселая. Она когда смеется, у нее нос курносится.
Джон остался ждать на улице, стоя перед низким домишкой, пока Мокридж о чем-то там договаривался внутри. Все окна в доме были либо занавешены, либо просто забиты. Значит, чтобы увидеть, что там происходит, нужно обязательно войти внутрь. Тут появился Мокридж и позвал его с собой.
Джон не нашел, что Мэри Роуз толстая и что нос у нее курносится. Лицо у нее было скуластым, с высоким лбом, и вся она казалась слаженной из плавных, мягких линий. В ней было что-то от корабля, от мужа доблестного в женском обличье. Первым делом она отодвинула занавеску, чтобы пустить в комнату больше света, и окинула Джона пытливым взглядом.
— Ты с какого дерева упал? — спросила она, показывая на его голову и руки.
— Я не падал. Я сражался. Под Копенгагеном, — ответил Джон сдавленным голосом и запнулся.
— А четыре шиллинга у тебя есть?
Джон кивнул. Поскольку она молчала, он понял, что пора приступать к выполнению задачи.
— Сейчас я тебя раздену, — сообщил он, собравшись с мужеством, как перед последним боем.
Из-под сводчатых век, очерченных дугами бровей, над которыми белела полоска лба, окаймленная волосами, на него смотрели ее насмешливые глаза.
— Спасибо, что предупредил, а то бы я не догадалась, — отозвалась она и усмехнулась.
Язвительные слова, которые произносил ее мягкий рот, звучали вполне дружелюбно. Во всяком случае, от них не хотелось сразу же дать деру.
Прошло полчаса, но Джон все еще был тут.
— Меня интересует все, что мне пока еще неизвестно, — разъяснял он.
— Да? Тогда потрогай вот тут. Нравится?
— Нравится, только вот что-то у меня ничего не действует как положено, — с некоторым огорчением вынужден был признаться Джон.