Открытие медлительности
Шрифт:
Теперь Джон столкнулся с новой напастью. Лэйси, новый мичман, не давал ему покоя.
Всякий раз, когда Денис Лэйси сталкивался с Джоном Франклином, он говорил, теряя терпение: «Глаза б мои на тебя не глядели» — и улыбался при этом извиняющейся улыбкой. Денис был самым быстрым и демонстрировал это всем, не только Джону. На правах самого ловкого он усвоил себе манеру выхватывать у других то, что они держали в руках.
— Дай я сделаю! — только и слышно было от него.
Все ему казалось слишком медленным, и потому он постоянно вмешивался, разбивая любое действие на мелкие кусочки. Чем дольше кто-то говорил, тем чаще перебивал его Денис, заверяя, что он уже все понял. В продолжение разговора он то и дело вскакивал с места — то ему нужно стакан
— Горбатого могила исправит!
Рядом с Денисом Лэйси любой казался черепахой.
— Земля!
Барабанная дробь собрала на палубе весь экипаж. Мэтью старался держаться с обычной суровостью, но по глазам было видно, что он доволен. Еще бы, совершив тридцатидневный переход, он с точностью до мили вывел судно к мысу Лиувин.
— Что здесь за берег и какие тут подступы, мы не знаем, поэтому вся ответственность на впередсмотрящем! Может статься, тут одни сплошные рифы! — Мэтью понизил голос. — И хочу вас предупредить, с местными вести себя прилично! Кто посмеет их хоть пальцем тронуть, говорю сразу, вот тут, перед этими мачтами, получит розги. Мы исследователи, а не завоеватели! К тому же пушки у нас все убраны.
Комендор задумчиво смотрел в небо. По всему было видно, что его так и подмывает высказаться по этому поводу.
— Прилично вести себя с местными означает, среди прочего, не трогать их женщин. Если кого поймаю на этом деле, три шкуры сдеру! И кстати, приказываю всем пройти осмотр у мистера Белла на предмет венерических заболеваний, распоряжение сверху. К привезенным товарам не прикасаться, кто стащит хоть гвоздь, будет нести вахту, пока не свалится! Без приказа не стрелять! Вопросы есть?
Вопросов не было. Мистер Белл мог приступать к осмотру.
То, как Мэтью представил австралийцев, говорило скорее не в их пользу, но Мэтью достаточно долго ходил с капитаном Блаем и слишком хорошо помнил о том, какая судьба постигла Кука и де Мариона, чтобы проявлять в этом вопросе легкомыслие.
По выражению лица корабельного доктора Джон и Шерард заключили, что французской болезни у них, вероятно, нет. Этому обстоятельству они были очень рады.
Первая высадка на берег. Лейтенанты остались на судне и выкатили орудия на случай необходимости прикрыть шлюпки, если тем придется спасаться. Мэтью велел первым делом всем искать бутылку, которую здесь должен был оставить капитан Ванкувер ровно десять лет тому назад.
— Неужто в этой бутылке что еще осталось? — спросил Шерард.
Они обнаружили заброшенную хижину, совершенно заросший сад и полное запустение. На одном из деревьев висела медная табличка: «Август 1800. Кристофер Диксон. „Эллигуд"».
— Вот не думал, что тут все хожено-перехожено, — сказал Мэтью, когда они отправились собирать мидии, водившиеся тут в изобилии. — Вместе с нами, считай, три судна тут побывало за десять лет. Многовато. И кто такой этот мистер Диксон? Никогда не слыхал.
Легкая рябь подернула воды тихой бухты, посреди которой горделиво возвышался «Испытатель» этаким чужеземным красавцем, исполненным величественного достоинства. Издалека его корпус казался новехоньким. Уильям Уестолл, молодой художник, решил запечатлеть корабль и бухту. Он рисовал, а капитан заглядывал ему через плечо, время от времени делая замечания:
— А где же якоря? Раз у нас два якоря, так и нужно, чтобы все было видно как следует!
Вот таков был Мэтью. Он ценил чужой труд и хотел, чтобы все было отражено по справедливости.
Потом они выступили в поход, чтобы обследовать местность. Неожиданно они услышали, будто кто-то хлопает в ладоши. Оказалось, что это всего - навсего два больших черных лебедя, которые плавали в озерце и поднялись в воздух при их приближении. А раков здесь совсем не попадалось.
Вскоре они повстречались с первым туземцем. Это был старик, который медленно приближался неуверенным шагом, но при этом как будто не обращал на белых людей ни малейшего внимания. Он шел и громко разговаривал со своими соплеменниками, укрывшимися в лесу. Когда мистер Тисл подстрелил птицу, старик нисколько не испугался. Он только немного удивился и после некоторой заминки продолжил свою беседу с невидимыми слушателями. Чуть позже к старику присоединилось еще десять туземцев, все с длинными палками в руках и такие же голые, как и старик. Мэтью дал знак своим остановиться и расстелил на земле белый носовой платок, на который положил подбитую птицу в качестве подношения австралийцам. Но то ли именно эта порода птиц считалась у них дурной, то ли по какой другой причине, но австралийцы не приняли подарка и принялись, размахивая руками, оттеснять пришельцев назад к бухте. Платка они тоже не взяли. При виде «Испытателя» они начали энергично показывать в его сторону и что-то такое говорить резким тоном. Смысл их высказываний был в общем понятен.
— Наверное, они говорят: «Отправляйтесь домой!» — высказал предположение мистер Тисл.
Мэтью возразил, что, быть может, они просто хотят осмотреть их судно, и стал показывать им жестами, дескать, они могут подняться на палубу. На что темнокожие ответили жестами, мол, хорошо бы Мэтью вытащил им судно на берег. Разговор зашел в тупик. Какой-нибудь миссионер на их месте уже давно достал бы крест и принялся читать молитвы. Толку от этого, наверное, было бы больше, чем от носового платка и дохлой птицы сомнительного свойства. Женщин видно не было. Наверняка их запрятали куда-нибудь подальше. Джон подумал о мистере Диксоне с «Эллигуда». Неизвестно, как он себя тут вел. Австралийцы хмуро смотрели из-под нависших бровей на белых людей с видом хозяев дома, которым представляются непрошеные гости с заведомо дурной репутацией. «Не очень-то они нам рады, — сделал вывод Джон. — Вон какие у них всклокоченные бороды, и волосы стоят дыбом прямо как у кота Трима, когда он чего-то боится».
— Да они тут все как из одного яйца!.
– сказал Олоф Керкби, обращаясь к своему брату-близнецу, после того как внимательно изучил всю группу дикарей.
Поначалу австралийцы почти не разговаривали друг с другом, потом они как-то оживились, а потом и вовсе разошлись — теперь они все говорили разом и при этом громко смеялись. Все, кроме одного, который отчего-то не принимал участия во всеобщем веселье. Мэтью решил, что аборигены наконец прониклись к ним доверием. Мистер Тисл согласился и добавил, что, наверное, это их обычная манера поведения. Первый испуг, мол, прошел, и теперь они ведут себя как всегда.
— Они смеются над нашей одеждой, — высказал свое мнение Шерард.
Джон дольше всех смотрел на смеющихся дикарей, пока у него не сложилось собственное впечатление, которым он решил поделиться, когда все уже сочли вопрос давно решенным и не очень-то прислушивались к тому, что он в конце концов изрек, с трудом сложив фразу, доставшуюся в итоге только Мэтью и Шерарду.
— Они догадались, что мы не понимаем их языка, и поэтому теперь нарочно говорят ерунду и сами над этим смеются.