Открытие Морниела Метьюэя
Шрифт:
Вот что было главным камнем преткновения, и все ощущали это в той или иной степени, ощущали все острее и острее, по мере того как дни складывались в недели, а недели в месяцы. Внутри каждого – дипломата и набожного еврея-хасида, белой женщины с побережья Северного моря и чернокожего мужчины с широких просторов Тихого океана – нарастали нервная напряженность и беспокойство за свое будущее. Что будет с ними дальше? Зачем могла понадобиться чужеземцам вся человеческая раса?
Большинство пленников не почувствовали, когда корабли прибыли к месту назначения и остановились. Понимание того, что путешествие закончилось, пришло лишь в тот момент,
А потом началась высадка.
На этот раз, в отличие от посадки, никто не кричал, не сопротивлялся и даже не испытывал страха. Все были едва ли не счастливы при появлении роботов, повторивших то, что они проделали несколько месяцев назад, но в обратном порядке. Мужчины и женщины, за исключением чересчур нервных и подозрительных, чуть ли не дрались за возможность оказаться первыми среди тех, кого захватывали твердые, блестящие, состоящие из сегментов щупальца. Людей пересаживали на корабли меньших размеров, которые, словно крошечные паучки, лепились к бокам огромных транспортников.
Когда малые корабли приземлились, человеческий контингент с энтузиазмом помогал роботам сам себя выгружать. Корабль за кораблем, теперь опустевшие, возвращались к основному флоту за новыми людьми, а те земляне, что уже высадились, стояли на твердой почве и с любопытством озирались по сторонам.
Это была не Земля – вот единственное, что не вызывало сомнений.
Твердая серая поверхность планеты выглядела слегка холмистой, но без единого признака наличия гор. Пахнущая сухостью серая планета, бедная океанами, с разбросанными тут и там крошечными, похожими на озера морями. Серая, обдуваемая ветрами планета, без деревьев, способных противостоять этим ветрам и их усмирить. Из песка вылезали растения с широкими листьями, низкие, не выше лодыжки, – и больше никакой флоры.
Все краски тут были «не такие». Растения напоминали бледно-голубой шпинат. Старое, в оспинах пятен солнце отсвечивало болезненной медью. По небу, казалось, разлили желчь; даже облаков и тех не было – просто густая желчь с зеленоватым отливом.
И луна не плыла среди абсолютно незнакомых созвездий. Ночью здесь царил мрак, и к тому же с заходом солнца жмущиеся к земле растения начинали испускать вонь, которую разносили повсюду издающие стоны ветры.
Нет, это была не Земля. Это совсем не походило на Землю… Землю, оставшуюся в немыслимом далеке.
Финский крестьянин не сводил взгляда с маленького мальчика из Дакара. Тот сорвал вялый голубой лист, попробовал разжевать его, но тут же выплюнул и принялся яростно тереть ладошкой язык. Крестьянин носком сапога ковырнул почву, чувствуя, как нарастает тревога:
«Серая пыль, больше ничего. Что съедобного может вырасти на ней? У меня нет никаких семян, но даже если бы и были, еще неизвестно, вырастет ли что-нибудь в этой проклятой пыли».
Хозяин овечьего ранчо из Новой Зеландии в недоумении покусывал ноготь:
«С нами нет никаких животных, но даже если бы и были, чем, черт возьми, они питались бы здесь? Ни одна овца, будучи в здравом уме, даже близко не подойдет к этим голубым сорнякам».
Инженер-горняк из Боливии внимательно изучил почву и сказал жене:
– Складывается впечатление, и весьма сильное, что планета богата медью – а больше почти ничем. Медь, конечно, штука хорошая, но существует много всего, чего из нее не сделаешь. Пишущую машинку, например. Автомобиль, самолет…
Люди напрасно шарили взглядом по сторонам в поисках деревьев для строительства дома или камней, чтобы построить храм с алтарем. Вокруг не было ничего, кроме зеленоватого неба, голубых растений и серой, серой, ужасающе серой почвы. Рыбаки вглядывались в толщу воды, но там ничего не плавало, не ползало, не извивалось; только тонкие пряди водорослей, пурпурно-голубых водорослей.
Маленький мальчик из Чаттануги, Теннесси, подошел к матери, обменивающейся впечатлениями с соседями, и потянул за рубашку, добиваясь ее внимания.
– Здесь очень плохо, мамочка, – решительно заявил он. – Здесь плохо, гадко, и мне здесь не нравится. Я хочу домой.
Она подхватила его на руки, прижала к себе, но не успела раскрыть рта – надо же было еще придумать, что сказать сыну! – как роботы приступили к строительству.
Они спускались с неподвижно зависших в пустоте больших кораблей, неся части сборных строений, и быстро сооружали невероятно длинные бараки со знакомыми койками внутри. Каждый барак предназначался для людей с одного корабля; в каждом были туалеты и фонтанчики с питьевой водой; и в каждом по стенам и потолку были установлены громкоговорители.
Собрав из частей бараки, роботы загнали в них людей. Широко раскинув щупальца, они терпеливо и настойчиво подталкивали людей к дверям. Всех, независимо от возраста, пола, национальности и семейных связей. Они действовали, как всегда, эффективно; к тому же большинство людей уже усвоили, что сопротивляться им бесполезно. Роботы хорошо делали свое дело – с целеустремленностью механизмов, но достаточно мягко и вежливо для неразумных созданий.
Люди уселись на койки и стали ждать, пока всех их разместят по баракам. Затем роботы исчезли, а на их месте появились знакомые чаны с бульоном и клецками. Люди ели, искоса поглядывая друг на друга и пожимая плечами. Как только с едой было покончено, чаны исчезли тоже.
И тут впервые зазвучал голос одного из чужеземцев, хозяев роботов, владельцев похожих на виноградные гроздья кораблей.
Это было объяснение – наконец-то! Оно доносилось из маленьких громкоговорителей и звучало одновременно на всех человеческих языках – нужно было быстро рассредоточиться по бараку и отыскать, где говорят на твоем, чтобы понять его содержание. Все слушали с напряженным вниманием.
Прежде всего, объяснили чужеземцы, земляне должны проникнуться мыслью о том, что они, те, кто их доставил сюда, высокоцивилизованная раса. Это самое важное, основа основ, главная движущая сила всего, что они делают. Они – цивилизованная раса, в высшей степени цивилизованная, издревле цивилизованная, цивилизованная за пределами любых земных представлений о цивилизованности.
Земляне же как раса совершают лишь первые неуклюжие шаги на пути к цивилизованности. Мы, земляне, примитивны, жалки и – просим прощения за подобные выражения – в чем-то даже смешны. Наша технология находится на элементарном уровне, а этика и духовные знания практически отсутствуют.
Но мы разумные создания и все же несем в себе крошечные задатки цивилизованности, обещание ее. Следовательно, у них, сюда нас доставивших, отсутствовал выбор: они должны были спасти нас во что бы то ни стало, невзирая на все сложности и расходы. Что они и сделали. Цивилизованным созданиям ничего другого просто не оставалось.