Открытие сезона
Шрифт:
Они были поражены его добротой и очарованы новыми нарядами. Кармела погладила ткань, которая оказалась нежной и воздушной. Ее платье было белым с маленькими красными цветочками по всему полю. Она залюбовалась его красотой.
Они вымылись в воде, прыскавшей фонтанчиком из стены, воспользовавшись мылом, ароматным, как духи. Там было специальное жидкое мыло для волос, которое пенилось буйными душистыми горами. А еще там были зубные щетки! Когда Кармела вышла из ванной комнаты, она была чище, чем когда-либо в жизни. Ее так заворожили нежность и аромат мыла, что она намылилась дважды и два раза вымыла волосы. Теплая вода перестала идти из разбрызгивателя, пошла холодная, но Кармеле было все равно. Так было приятно снова быть чистой.
Она была босая, и нательное белье все оказалось грязным, но она натянула новое чистое платье и скрутила волосы низким узлом на затылке. Посмотревшись в зеркало, она увидела красивую девушку с гладкой коричневой кожей, лучистыми карими глазами и сочным алым ртом, совсем не похожую на жалкое грязное существо, которое глядело на нее из зеркала ранее.
Остальные девушки уже спали, уютно свернувшись под одеялами. Воздух был холодным, и у нее по рукам побежали мурашки. Она пошла в общую гостиную, чтобы пожелать Митчеллу спокойной ночи и поблагодарить его за все, что он для них сделал. Там работал телевизор, и он смотрел американский бейсбол. При виде нее он улыбнулся, оторвавшись от экрана, и махнул рукой в сторону двух стоявших на столе стаканов, наполненных кусочками льда и темной жидкостью.
— Я тут приготовил для тебя один напиток, — сказал он, точнее, она предположила, что он это сказал, потому что по-испански он говорил плохо. Он взял свой стакан и отхлебнул из него. — Кока-кола.
Ну, это ей было понятно! Она взяла стакан, на который он указал, и не отрываясь выпила холодную сладкую, щиплющую язык колу. Ей нравилось ощущать ее глубоко в горле. Митчелл жестом пригласил ее сесть, что она и сделала, но присела на дальний краешек дивана, как учила ее мать. Она очень устала, но из вежливости готова была посидеть с ним немного, потому что и вправду была очень ему благодарна. Он был милый человек с приятными, чуть грустными карими глазами.
Он угостил ее какими-то солеными орешками, и вдруг оказалось, что ей именно этого и хотелось, словно ее тело жаждало возместить соль, потерянную во время первой половины пути. Потом она вновь захотела кока-колы, и он, поднявшись, приготовил ей еще стакан. Было странно, что мужчина подает ей, но возможно, так делается в Америке. Может быть, здесь мужчины прислуживают женщинам. Если так, то она могла лишь пожалеть, что давно сюда не переехала.
Усталость овладевала ею все больше. Она зевнула и поспешила извиниться за это, но он только рассмеялся и сказал, что все о’кей. Она никак не могла держать глаза открытыми и голову прямо. Голова несколько раз кивнула, свесилась вперед… она вздернула ее, но мышцы шеи больше не хотели работать, и вместо того чтобы выпрямиться, она почувствовала, что валится на бок. Митчелл был рядом, и он помог ей лечь, пристроил ей голову на подушку, выпрямил ее ноги. Она неясно ощутила, что он продолжает трогать ее ноги, и попыталась сказать, чтобы он перестал, но язык отказался выговаривать слова. А он уже трогал ее между ног… там, где она никому не позволяла себя трогать.
«Нет!» — подумала она.
А потом наступила тьма, и мыслей не осталось.
Глава 1
— Дейзи! Завтрак готов! — Голос матери певучим возгласом взлетел по лестнице с точно той же интонацией, с какой звучал начиная с ее первого класса, когда Дейзи нужно было выманивать из кровати.
Вместо того чтобы встать, Дейзи Энн Майнор продолжала валяться в постели, прислушиваясь к стуку дождевых капель по крыше и журчанию в водостоках. Сегодня было утро дня ее рождения. Ей исполнилось тридцать четыре года, и вставать ей категорически не хотелось. Настроение, серое и тоскливое, как этот упорный дождь, тяжко ее давило. Ей стукнуло тридцать четыре, и в этот день не предстояло ничего такого, чего стоило ждать с радостью.
Дождь даже не был грозой, которую она любила; сердце наполнялось радостью от буйства природы. Нет, это был просто нудный тоскливый дождь. Он открывал такой же унылый день. Лежа в постели, она наблюдала, как скользят по оконному стеклу дождевые струи, и неотвратимая реальность дня ее рождения легла ей на плечи, как тяжелое мокрое покрывало. Всю жизнь она была положительной, добропорядочной… И к чему это ее привело? Ни к чему.
Ей тридцать четыре года, она никогда не была замужем, даже не была помолвлена. Ей не привелось пережить бурный роман, жаркую любовную связь… Даже чуть теплая ее миновала Краткое увлечение в колледже, случившееся главным образом потому, что у всех вокруг было нечто подобное и ей не хотелось отличаться от других, назвать отношениями никак было нельзя. Она жила сейчас с матерью и теткой, которые обе были вдовами. Последнее свидание у нее произошло 13 сентября 1993 года с племянником лучшей теткиной подруги, Уолли… потому что у него не было встреч с 1988 года. Ну и жаркое вышло свиданьице!.. Безнадежная отправилась на благотворительное рандеву с Жалостным. К ее несказанному облегчению, он даже не попытался ее поцеловать. Это оказался самый тоскливый вечер в ее жизни.
Нудный. Скучный. Это определение вдруг поразило ее с нежданной силой. Она вдруг с упавшим сердцем увидела себя другими глазами. Одевалась она скромно… и занудно. Прическа была старушечьей, лицо — унылым. Вся ее жизнь была как прямое шоссе по пустыне. Почти нецелованная незамужняя тридцатичетырехлетняя библиотекарша из маленького городка. А по тому, насколько ее жизнь была полна событиями, могла быть восьмидесятичетырехлетней.
Дейзи перевела взгляд с окна на потолок, слишком угнетенная, чтобы подняться и спуститься вниз, где мать и тетя Джоэлла пожелают ей счастливого дня рождения, и ей нужно будет улыбаться и притворяться радостной. Вставать придется, ей нужно к девяти на работу… Но заставить себя сделать это она не могла.
Прошлым вечером она, как обычно, выложила то, что собирается надеть на следующий день. Ей даже не нужно было бросать взгляд на стул, чтобы представить себе темно-синюю юбку, длиной чуть ниже колен, слишком короткую и одновременно чересчур длинную, чтобы быть модной или хотя бы выгодно подчеркивать ее достоинства, и белую блузку с короткими рукавами. При всем желании она не могла бы выбрать наряд, менее волнующий… но ведь она и не старалась. Ее шкаф был переполнен подобной одеждой.
Внезапно ей стало стыдно, что она так одевается и выглядит: никакого стиля. В свой день рождения женщина должна постараться выглядеть лучше… шикарнее обычного. Ведь так?
Она отправится по магазинам. Ведь слово «шикарно» никак нельзя было отнести ни к одной вещи в ее гардеробе… Она даже не может навести красоту с помощью косметики, потому что у нее был только один-единственный тюбик помады. Почти невидимого цвета, называемого «стыдливый румянец». Большей частью она ею и не пользовалась. Да и зачем? Женщина, не испытывающая потребности побрить ноги, несомненно, не нуждается в губной помаде. Как, ради всего святого, сумела она довести себя до подобного состояния?
Сердито нахмурясь, она села на постели и через всю комнату уставилась на себя в большое зеркало. Волосы, прямые, как доска, мышино-шатенистые, мерзко повисли вдоль щек. Она попыталась отодвинуть их назад, чтобы как следует рассмотреть в зеркале лицо этой неудачницы.
Нет, то, что она увидела, ей категорически не понравилось. В синей пижаме из жатого ситца в полоску, которая была на размер больше, чем нужно, на постели сидела кулем серая женщина. Мать подарила ей эту пижаму на Рождество и была бы обижена до глубины души, если бы Дейзи решила ее поменять. Вообще-то, оглядываясь назад, Дейзи могла сказать, что тоже была уязвлена: ее сочли тем сортом женщины, которой можно подарить жатую пижаму в полоску! В полоску… Ну что за напасть! Никакого тебе сексуального белья, что вы!.. Одарите ее «жаткой» в полосочку! Да и что в этом удивительного? Волосы у нее были тусклыми, лицо унылым… вся она была бесцветной.