Открытие Сибири

Окладников Алексей Павлович

Машина, отчаянно гудя, барахтаясь всеми четырьмя колесами, оказалась в мышеловке. И только смелый рывок шофера-виртуоза (разумеется, при помощи всех пассажиров) открыл дорогу на широкую спокойную гладь. Туда вывело только отчаяние и острое чутье водителя. Ведь еще одно неловкое, плохо рассчитанное движение, и мы вместе с нашими мечтами погрузились бы навеки в ледяную пучину… Рядом мерно и плавно дышала полынья!

Что же все-таки заставило отважиться на этот рискованный путь вдоль замерзшей горной реки, шум которой слышен и под ее ледяным покровом?

Еще в Нижнеудинске дошли до нас несколько сбивчивые рассказы о чудаке и оригинале — сельском учителе. О единственном человеке, который может что-то сказать о петроглифах

на Уде, даже имеет фотографии и рисунки, бывал в тамошних пещерах. При встрече уже после завершения зимнего пути по Уде учитель оказался обитателем самого обыкновенного села на древнем Московском тракте по дороге из Нижнеудинска в Иркутск — Худоелани. А покамест слышно было, что этот необыкновенный человек, променявший Порог даже не на город со всеми его удобствами, а на самую обыкновенную да еще «худую» Елань, с ее, кстати, неплохой школой-десятилеткой, одержим, заворожен любовью к красотам Уды, к ее грозной и нелюдимой природе, к ее высоким вершинам-гольцам, горным рекам и необозримой тайге.

Как стало видно сразу же, человек этот из тех, кто давно и навсегда охвачен чистой страстью к научным приключениям и открытиям, к поискам нового и волнующего в старых, казалось бы, хорошо знакомых местах и вещах, необычного в обычном и обыденном мире. Пусть таких людей не понимают даже близкие. Пусть их увлечения идут во вред жизненному благополучию, домашнему уюту и спокойствию. Но они сверкают как камень-самоцвет на фоне повседневных дел и забот своими «чудачествами», своим непонятным для других и непрерывным беспокойством и душевным подъемом. И ничто уже не сможет свернуть их с этого пути. Таков был и этот человек с удивительной, такой же неожиданной, как он сам, фамилией — Пугачев!

С щедростью таежного бесхитростного охотника, и не просто охотника, а истинного испытателя природы, он, извинившись за неприбранную деревенскую квартиру, торопливо выложил на стол кучу дневников. Вытряхнул пожелтевшие от времени фотографии. Высыпал из карманов причудливые камни, напоминавшие диковинных шаманских божков, идольчиков с круглыми головками и пузатыми животиками. «Идольчики» оказались игрой природы, натеками вроде пещерных сталагмитов, естественное, нерукотворное происхождение которых ясно было и самому собирателю. «Возьмите, возьмите, пожалуйста, любого из них!» — говорил нам смущенный и радостный такой неожиданной встречей М. Пугачев. И хотя было как-то неловко, неудобно и даже стыдно брать столь любовно собранные на затерянном в медвежьей тайге озере сокровища, все же пришлось взять в наш музей парочку странных «идольчиков».

Сердце учителя было не просто на Уде, а в самом ее истоке, там, где она зарождалась: у подножия снежников и ледников, в заоблачном мире, куда почти не проникала нога исследователя. О ней, стране гор и голубых туманных далей, он может говорить часами.

Вместе с «идольчиками» лежали на столе фотографии, такие же самодельные карты пройденных им таежных троп. Не зная усталости и страха, один, без спутников и проводников, карабкался этот человек по скалистым обрывам. Шагал по моховищам и болотам, из которых вырывались прозрачные, как горный хрусталь, ручьи и речки, чтобы слиться затем в бурную горную красавицу Уду.

Красиво, особенно на фотографиях! Это факт. Но попробуйте только отважиться пойти вброд через этот жидкий, холодный как лед хрусталь по скользким и острым камням. И вы поймете, отчего так сладостны воспоминания о горных тропах по козьим и медвежьим следам, как дорого само по себе чувство, что ты и на самом деле первопроходец, пионер в неизведанном мире. Таком далеком от сутолоки и толкотни повседневной жизни мире чистой природы, о котором нередко так остро и так безнадежно тоскует человек нашего века. Среди всех тетрадок и дневников, между фотографиями лежала и районная газета, на страницах которой шли друг за другом массивные фигуры лосей — петроглифы! Еще в прошлом году,

узнав об удивительном учителе — первопроходце тайги, получив вырезку из газеты с этими лосиными фигурами, а затем услышав рассказ моего доброго знакомого филолога В. Рассадина, бывшего аспиранта нашего института, что на Уде есть таинственные скалы с рисунками древних людей, которые доступны только зимой, был командирован в Нижнеудинск таежный зверолов-медвежатник, а вместе с тем кандидат исторических наук А. Мазин. Ему задано было проверить сведения о рисунках на скалах по реке Уде. Разузнать, впрямь ли они доступны только в зимнее время. И по возможности сделать копии с этих рисунков. Мазин, как и ожидалось, выполнил свою задачу, добрался до петроглифов и сделал с них кальки. И вот первой нашей целью теперь были эти рисунки. Как оказалось, расположенные в семидесяти с лишним километрах выше Нижнеудинска, в той самой потрясающе красивой, причудливой долине Уды, по которой теперь мчались, оставляя позади снежную пыль, наши «газики». Мчались к Ярминским порогам, находящимся около устья маленькой речки, точнее, ручья Ярмы. Наскальные рисунки находятся по правому берегу реки Уды на невысокой скале, сложенной плотными траппами — изверженными породами. Траппы расщеплены трещинами на вертикальные, сравнительно широкие плоскости. Высота скалы с этими плоскостями около 4–6 метров над уровнем реки. У подножия скалы лежат свалившиеся глыбы траппа, частично сглаженные и скатанные.

Цвет плоскостей скалы варьирует от светло-желтого, порой оранжевого, до темно-коричневого. Во многих местах виден темный скальный загар и еще более темные полосы с блеском металлического оттенка. Этот густой «загар» характерен для базальта. На скальной поверхности выступают также красные пятна различной интенсивности и разного размера. Пятна эти, несомненно, естественные по происхождению. Может быть, пятна как раз и способствовали тому, что скала эта привлекла внимание древнего человека, подсказала сюжеты древним художникам.

Рисунки располагаются группами на широких плоскостях. Есть и отдельные изображения. Основная масса рисунков изображает животных — лосей. Все рисунки выполнены в одной технике: выбиты мелкой точечной ретушью, образующей узкие желобки. Как правило, ширина желобков около 1–1,5 миллиметра.

Цвет выбитой поверхности почти неотличим от цвета самой скалы и лишь на некоторых ярминских рисунках чуть светлее. Это явное свидетельство глубокой древности: как правило, археологи полагают, что чем темнее рисунок, чем глубже на скале такая патина, тем наскальные изображения старше.

Есть на скале также загадочные шлифованные лунки. Они небольшие. Углублены лунки по отношению к скальной поверхности на 2–3 миллиметра. Поверхность их в отличие от ноздреватой скальной плоскости, характерной для базальта, гладкая, лоснящаяся, даже со специфическим жирным блеском. Лунки эти, бесспорно, вышлифованы человеком намеренно. Вероятно, они образовались в процессе заточки лезвий каменных шлифованных орудий. Точно такие же, но более крупные лунки, круглые и овальные, наблюдались нами на скалах с петроглифами Братской Кады на реке Оке, а также в Сакачи-Аляне на Амуре. И тоже на базальте, лишь с той разницей, что здесь (на Ярме), как и на скалах Братской Кады, лунки вышлифованы на отвесных скалах, а в Сакачи-Аляне на базальтовых глыбах, на валунах.

Очень вероятно, что такие глубоко и сильно вышлифованные углубления не представляют собой результат художественной по смыслу и назначению работы, но тем не менее связаны с рисунками не только по своему месту на скале.

Возможно, что они остались свидетелями ритуального затачивания лезвий каменных топоров и тесел: скала была священной. Священной по характеру была и заточка каменных орудий. Духи, властители скалы, должны были придавать боевому топору особую силу, как у легендарных мечей-кладенцов русских сказок!