Открытие великой реки Амазонок
Шрифт:
Капитан спросил у индейца, что это за земля, и индеец ответил, что некоего сеньора по имени Карипуна, который обладает и владеет серебром без счету (В рукописи Медины (стр. 56–57) сообщается больше подробностей об этой земле: «сеньор» ее (в варианте Медины — Аррипуна) владеет «обширной землей, которая начинается выше по реке и простирается на восемьдесят суток пути вниз по течению; в той стороне есть некое озеро, расположенное в северном направлении, [берега] коего густо заселены, и властвует там другой сеньор, по прозванию Тинамостон. Он [индеец, который рассказывал] поведал, однако, об этом властелине, что он изрядный воитель, а его народ пожирает человеческое мясо (до сих пор, на каких бы землях мы ни побывали, мы не видели, чтобы, индейцы ели мясо людей). У сего вышеназванного сеньора…именно у него и на его земле находятся те самые христиане, о которых нам довелось прослышать выше по реке, и наш индеец их сам там видел. Он [индеец} поведал также, что у названного сеньора имеется видимо-невидимо серебра и что посуда в его стране делается тоже из серебра, но что золота в тех краях не добывают. И действительно, самая страна эта заставляет верить во все то, что он нам рассказал, стоит лишь взглянуть на нее и окинуть [берега се] взором») (Далее пропуск в тексте рукописи). Мы плыли в виду этой земли на протяжении более чем ста лиг, и она неизменно выглядела такой, как я описал.
На самом краю той земли мы увидели маленькое селение. Так как в нем было мало домов, а нехватка пищи давала себя знать, мы отважились там высадиться. Индейцы в этом селении защищались и убили одного нашего сотоварища; родом он был из Бургоса, а имя ему — Антонио де Карранса. Здесь мы повстречались с ядовитою травой, которую, коли испробуешь, жив более двадцати четырех часов не будешь, и признали в ней смертельную отраву (la punta de la marca) (Неясно, какое ядовитое растение или какой яд скрывается под словами la punta de la marca, обозначающими обычно высокую степень определенного качества; ясно только, что это не кураре — самый страшный из применявшихся амазонскими индейцами яд, смерть от которого наступает мгновенно).
Мы плыли все дальше и дальше и то и дело проходили мимо обширных населенных областей, и однажды вечером, желая дать всем отдых, капитан приказал остановиться у одной дубравы. Он распорядился также надстроить у наших бригантин борта, ибо из-за той травы нам приходилось постоянно держаться начеку. Сделать это здесь было всего удобнее, так как отпадала нужда идти куда-либо в селение, лежащее на берегу. Мы, правда, видели, что на склонах поодаль от реки белели какие-то большие селения, [но все же решились на высадку]. В этом месте капитан очень желал бы дать нашим товарищам два-три дня отдыха, но тут по воде начали прибывать каноэ, а со стороны суши — пешие индейцы, и все это нам внушало немалые опасения (Новые любопытные подробности об этом эпизоде сообщаются в варианте Овьедо (стр. 566): «Индейцы, из этих деревень вели войну с индейцами, обитавшими выше по течению. И так как тех, других, было гораздо больше, то и отбиться от них первые могли лишь при помощи отравы, коей последние не располагали, из-за чего и не под силу было им, несмотря на количественный перевес, одолеть своего малочисленного противника…»
Далее: «Здесь распорядился капитан соорудить на бригантинах на манер юбок борта, и те борта вышли очень высокими — человеку по грудь и были покрыты хлопчатыми и шерстяными плащами, которые мы применяли для защиты от стрел, которыми индейцы осыпали наши бригантины»).
Когда мы были в этом месте, случилось нечто, чему мы немало подивились, а было вот что: на один из дубов села какая-то птица, какую мы дотоле никогда не видывали, и стала говорить с неимоверной быстротой: «бегите» (huid), и это [слово] она повторила много раз, да так внятно и отчетливо, как его мог бы произнести лишь один из нас. Птица сия следовала за нами более тысячи лиг и все время была рядом. Если мы были поблизости от жилья, то на рассвете, когда собирались пускаться в путь, она нас об этом предупреждала, говоря «бухио» (buhio), то есть «жилье», и это было так верно, что воистину казалось чудом, и ей не раз удавалось избавлять нас от неприятностей, потому что она нас обо всем загодя предупреждала. Здесь, на этой стоянке, птичка сия нас оставила, и мы ее никогда уже больше не слышали (Описания подобных «чудес», «предзнаменований» и «указаний свыше» встречаются довольно часто в литературе конкисты и путешествий того времени и наглядно демонстрируют наивные представления людей XVI в., их тяготение ко всему чудесному.
Рассказ Карвахаля о «вещей» птичке содержит явные противоречия: сперва автор говорит, что эту птичку «мы дотоле [то есть до стоянки, о которой идет речь] не видывали», затем сообщает, что «птица сия следовала за нами более тысячи лиг», а в заключение сожалеет о том, что «на этой стоянке птичка сия нас оставила, и мы ее никогда уже больше не слышали»).
Вблизи моря
Вскоре по приказу капитана мы покинули эту стоянку, потому что ему [капитану] показалось, что вокруг было уж слишком много индейцев и что, по всей видимости, в ближайшую ночь они попытаются напасть на нас. Отчалив, мы проследовали между какими-то островами и шли между ними вплоть до самой ночи, пока капитан не велел остановиться; мы привязали бригантины к ветвям [деревьев] и устроились на ночь [в бригантинах], потому что на суше не нашлось [подходящего] места для ночлега. То был перст божий, ибо, найди мы [удобное место] и высадись на берег, вряд ли кто из нас уцелел бы, и никто уж, по всей вероятности, не сумел бы поведать о нашем походе.
Вышло же так, что пока мы там стояли на приколе (об этом я уже сказал), индейцы и по воде и по суше бросились за нами вдогонку; и они шли и искали нас с невероятным шумом; и мы слышали и видели, как они прошли совсем рядом с нами и переговаривались между собой на ходу. Однако господь наш не дозволил им напасть, ибо, напади они, вряд ли кто-нибудь из нас остался бы [в живых]. У меня нет никаких сомнений в том, что всевышний ослепил их, дабы они нас не заметили. Итак, мы пребывали на этой стоянке, пока не настал день и капитан не приказал трогаться в путь.
Здесь мы узнали, что находимся неподалеку от моря, потому что от морского прилива вода в реке стала подниматься; мы весьма этому обрадовались, ибо поняли, что теперь уже не можем не добраться до моря.
Едва пустились мы в дорогу, — я все описываю так, как оно было на самом деле, — мы обнаружили впереди, невдалеке от места прежней стоянки, не очень широкий речной рукав и увидели, как из него навстречу нам с дикими воплями и несусветным гомоном вышли на пирогах два отряда индейцев и оба направились к нашим бригантинам. Сперва индейцы принялись нас поносить, а потом бросились в драку, яко бешеные псы. И коли у нас не было бы бортов, надстроенных накануне, мы выбрались бы из сей «гуасавары» (Гуасавара (guazavara) — индейское слово, которое значит «бой», «битва») лишь хорошенько поизмятыми (Men dezmados). Но с указанной защитой, да еще успешно отстреливаясь (наши аркебузники и арбалетчики наносили индейцам большой урон), и мы с божьей помощью оказались в состоянии от них отбиться. Но все-таки не обошлось без потерь и с нашей стороны: индейцы убили у нас еще одного товарища, некоего Гарсию де Соршо, родом из Логроньи. Было так, что стрела вошла в него лишь на полпальца, но так как она была пропитана ядом, он через двадцать четыре часа отдал душу богу.
Так мы и плыли, ожесточенно сражаясь с самого рассвета и вплоть до той поры, когда уже было часов десять. Наши преследователи ни на единый миг не оставляли нас в покое, наоборот, с каждым часом число их все возрастало, так что вся река кишмя кишела их пирогами. Так получилось потому, что мы шли мимо густозаселенных и благодатных земель сеньора по имени Ичипайо (В рукописи Медины-Нурандалюгуабурабара). На обрывистых берегах столпилось очень много народу, наблюдавшего за «гуасаварой». По мере того как индейцы нас преследовали, наше положение постепенно ухудшалось, и наступила минута, когда им до наших бригантин было совсем уже рукой подать.
Тут сделаны были два весьма достопамятных аркебузных выстрела, коим мы, возможно, обязаны тем, что сия дьявольская ватага нас наконец оставила в покое; первый выстрел сделал альферее, который с одного разу сразил двух индейцев, а многих других так напугал грохотом выстрела, что они со страху попадали в воду, и ни одному из сих последних не удалось уйти живым, ибо все они были убиты с бригантины; другой выстрел дал бискаец по имени Перучо. Это было диковинное зрелище, и благодаря этим выстрелам индейцы нас оставили в покое и повернули вспять, не оказав помощи тонущим в пучине своим товарищам, которые были в воде и из коих, как я уже сказал, никто не спасся.
Когда все это закончилось, капитан велел отойти от сего злополучного берега и пересечь реку, чтобы держаться в стороне от поселений, которые показались впереди; так и было сделано. Мы шли вдоль другого берега несколько дней; берега были очень привлекательны с виду, а все жилье находилось вдали от реки, у воды же его совсем не было, и мы не знаем по какой причине (Берега Амазонки образуют три ступени: самая высокая из них — так называемая твердая земля (terra firma) — обычно недостижима для наводнений; вторая — варсея (varzea) — широкая низменность, подвержена ежегодному затоплению во время влажных сезонов; нижняя — болотистое игапо (igapo) — уходит под воду даже в ливни, а в низовьях реки — и в приливы. Индейцы селятся на холмах или на «твердой земле», в удалении от реки). Так, плывя вдоль самых берегов, мы видели населенные места, но расположены они были так далеко от нас, что мы не могли ими воспользоваться. Более всего они походили на крепости, возведенные на голых холмах и возвышенностях на расстоянии двух-трех лиг от реки. Мы не знаем, что за сеньор правил в той стороне, — нам лишь известно от [бывшего с нами] индейца, что в случае войны в тех крепостях укрываются местные жители, но с кем именно они воюют, нам выяснить не удалось.