Открытия, войны, странствия адмирал-генералиссимуса и его начальника штаба на воде, на земле и под землей
Шрифт:
Первые законы пещер
Вчерашняя грусть и ночные страхи забылись, едва путешественники сделали первый шаг от опушки леса вверх по склону горы. Мешки, оружие, веревки — все взяли с собой. Взбираться поэтому было трудно, но зато они могли не волноваться в случае внезапной задержки в пещерах: провизия есть, вода есть… Да и не хотелось оставлять что-нибудь на этой с труднообъяснимыми сюрпризами поляне.
Сил напрасно не тратили и через каждые пятьдесят — шестьдесят метров подъема присаживались отдохнуть. К полудню, когда солнце оказалось прямо
Буквально в полуметре над их головой зиял вход в первую пещеру, а немного в сторону и метров на шесть вверх по отвесной скале — еще один вход.
Отсюда, с площадки, была хорошо видна оставленная ими поляна, даже черное пятнышко залитого костра, и — ни души в тайге, ни дымка, ни движения.
Оба почти не сомневались, что мало-мальски разумный человек должен бы спрятать свои сокровища в верхней пещере или в третьей, которую они пока не нашли. Однако, во избежание ошибок, решили обследовать первую.
Петька без труда вскарабкался к лазу в пещеру, выпрямился во весь рост, за руку втащил Никиту. Еще раз оглянулись на тайгу, зажгли фонарь и, держа его перед собой, шагнули вглубь.
Фуркнув, шарахнулась на выход летучая мышь.
Под ногами валялись косточки какого-то зверька.
Коршун лакомился или сова…
Лишь несколько первых шагов прошли, не сгибаясь, дальше, метров двадцать еще шли, согнувшись в три погибели. На глине, которой было покрыто дно пещеры, затвердевшей со временем, почти не осталось следов… Грунтовая вода вымывает эти длинные пещеры в горах, и под каменистой крышей, в каменистых стенах только «пол» бывает намытым из серой, перемешанной с известняком, песчаником глины. Будто серый ручей застыл под ногами и каждой струйкой своей хочет двинуться дальше, а не может…
Ни единого ответвления ни вправо, ни влево не было, а пришлось уже ползти на четвереньках, чтобы случайно не расшибить голову о свисающие над путешественниками каменистые уступы. Наконец пещера и вовсе сомкнулась понадвинутыми с трех сторон плитами до высоты ползущего на четвереньках человека.
Надо было одному лезть дальше, другому оставаться для страховки на месте.
— Я полезу, — сказал Никита.
— Нет, я, — не выдержал Петька, уже разматывая веревку.
— Ну, тогда я в той полезу первым, — предупредил Никита.
Петька сразу заколебался.
— Ладно: здесь ты, а там — если полезем — я. Ладно?
Никита с готовностью обвязал себя вокруг пояса веревкой.
— Дерну три раза — вытаскивай, четыре — ползи за мной, — предупредил начальник штаба, и сначала фонарь, затем шарообразная Никитина голова, а потом и весь Никита исчезли в узкой щели подземного хода.
Петька остался в кромешной темноте. У него был огарок свечи. Еще один огарок имелся в оставленном Никитой мешке. Но эти огарки могли понадобиться на случай, если Никита дернет четыре раза.
Веревка, подрагивая и останавливаясь ненадолго, медленно скользила из Петькиных рук.
Никита полз уже на локтях, переставляя перед собой фонарь, сантиметр за сантиметром. Камни
Никита изо всей силы дернул три раза за веревку и сделал движение, чтобы ползти обратно… В следующее мгновение холодный пот прошиб все его тело, и с минуту примерно он лежал, чтобы окончательно прийти в себя, хотя веревка и давила его в живот, — это старался Петька.
Сделав движение, чтобы ползти назад, Никита ударился о каменистый свод и полял, что, стоило ему протиснуться дальше, он бы уже никогда не выбрался наружу… Ползти вперед можно на локтях, можно ползти, хватаясь за крошечные выступы впереди и подтягивая себя на животе, а чтобы ползти назад, надо иметь возможность подниматься на коленях или хотя бы упереться руками перед собой. За веревку в извилистой пещере не вытянешь…
Начало пути назад далось ему ценой отчаяннейших усилий. Каждый миллиметр он одолевал напряжением всего тела…
Петька этих миллиметров не замечал и, уже волнуясь, звал в темноту:
— Никита!.. Никита!.. Слышь?! Ну, чего ты?!
И тянул, изо всей силы тянул за веревку, лишь иногда, на всякий случай, давая слабину. Он уже хотел было зажечь свой огарок и лезть следом, когда заметил наконец, что веревка вроде бы подается. Натянул ее как следует, перехватил кулаком у самой расщелины, прижав руку к камню, выждал несколько минут и с замиранием потянул веревку на себя… Рука немножко отошла от камня. И Петька заплясал бы на радостях — если б можно было плясать, сидя на корточках.
Весь в глине — от пяток до макушки — Никита выполз примерно через час после своего исчезновения в щели.
Сел, размазывая по лицу глину, отдышался.
— Чего ты застрял? — спросил Петька.
— Да так… — сказал Никита. — Скользко немножко…
— Ну…
— Ничего там нет. Надо в верхнюю…
Лишь когда они опять оказались на воздухе и развязали мешки, чтобы подкрепиться перед новым этапом поисков, лишь проглотив, почти не жуя, печеное яйцо, Никита сказал:
— Ты когда будешь лезть, если верх пещеры где, ну, вот так… — Никита показал рукой от земли примерно на сорок сантиметров, — не лезь дальше, потому что — не выбраться.
В Змеином лабиринте
Спустить веревку ко второй пещере откуда-нибудь сверху не было никакой возможности. Отвесная скала начиналась высоко, почти от самой вершины горы. Добираться до входа в пещеру надо было по едва заметным выступам в скале.
Петька оставил ватник, ботинки, кепку и, перекинув через плечо собранную кольцами веревку, зацепился обеими руками за первую расщелинку.
Никита сел, наблюдая за ним.
Петька ухмыльнулся, подмигнул на прощание. Но больше уж не видел ничего, кроме очередной выемки в камне.