Открытым текстом
Шрифт:
Навстречу из поселка выкатились собаки и запрыгали перед лошадью, а та лишь мотала головой, позвякивая сбруей...
– Вот не знаю, сколько взять, - Наталья Петровна переложила джемпер, сумочку повесила на запястье, приготовила сетку.
– Килограмма два?
– Берите сколько утащите, - особа стянула с прилавка набитую до отказа бананами сумку.
– Такую очередину отстояли...
– Что их, солить?
– беременная встала на место особы.
– Ох, и нажрусь от пуза!
– паренек в жокейке зажмурился.
Наталья Петровна отвернулась от весов.
Дома, на серванте, долго стоял кусок мусковита, пока дочь не отнесла его в школу... А вдруг у Зинки тоже родилась дочь? Врочем, какая разница - дочь или сын, пусть даже двойня... Важно, что она про отца наговорила?.. По обыкновению, соврала...
– Девочки, весной пахнет, - Наташа отодвинула тяжелую дверь теплушки и выглянула в темноту.
Состав, прозвенев буферами, замер. Впереди посапывал паровоз да чей-то одинокий голос кричал непонятные слова. Крик этот дробился, множился, терялся и снова дробился, метаясь между поездом и черными пятнами зданий.
– Не весной, а пожарищем, - Зинка нашарила сапоги и тоже выглянула наружу, оттеснив Наташу плечом.
– Наверняка недавно бомбили... Кончилась наша тихая жизнь... Так хорошо, так тихо было всю зиму, как у Христа за пазухой... Помнишь, как сперли мешок фундука?
Заскрипел гравий, и они поняли, что кто-то бежит вдоль состава.
– Диверсант, подохнуть мне на месте!
– Зинка обеими руками вцепилась в узкую холодную скобу - дверь натужно сдвинулась.
– От-ста-вить, - лейтенант Ремезов остановился, перевел дыхание.
– На следующей станции выгружаемся. Разбудите всех, и чтобы в полном порядке, как полагается, а то у меня ваше кудахтанье на погрузке до сих пор в ушах стоит...
– А что, здесь недавно бомбили?
– Зинка, держась за скобу свесилась к лейтенанту.
– Вы что, Коржина, не выспались?
– лейтенант развернулся, впечатав каблуки в гравий, и побежал обратно.
– Ясно, бомбили, - Зинка рывком продернула дверь и вдруг заорала во всю глотку: - Подъем! В ружье! Противник справа!
Девчонки разом вскочили, тараща глаза на Зинку. Отсвет пламени буржуйки бился в их зрачках. Они напряженно вслушивались в тишину.
Вагон дернулся, пламя в буржуйке вздрогнуло, мигнуло, стихло.
– Дурила, - Наташа раскрыла вещмешок и сунула туда грязное полотенце, кружку, мыло, завернутое в обрывок газеты.
– За такие шуточки можно и по мордасам схлопотать, - блондинка Настя, которую зачислили к ним в РУК накануне отъезда, натянула телогрейку. Та была ей мала, и красные большие руки торчали из расстегнутых рукавов.
– Ерепенься-ерепенься, - Зинка выдернула из угла свой мешок. Вот попадешь в переделку - по-другому запоешь.
– Чья сегодня очередь карабин тащить?
– Верочка намотала на ногу портянку.
– Скоро каждой из нас дадут по медали, - Наташа нечаянно стукнула пустым котелком о печку.
– Если, конечно, заслужим.
– Орден тебе выдадут за пустую башку, - Зинка выдернула карабин из ячейки и сунула опять на место.
– Или целых два, посмертно...
– Медальку бы заиметь неплохо, - Настя причмокнула пухлыми серыми губами.
– Война же все равно когда-нибудь кончится... Выйду замуж, обязательно за боевого офицера, рожу маленького, будет медалькой играть...
– Кому такое фуфло нужно!
– Сама фуфло!
– Как тебе, Зинка, не стыдно. И что ты ко всем привязываешься? Угомонись...
– Что вы там, уснули?
– продавщица бухнула на весы связку бананов, заколдовала гирями.
– Разморило, - Наталья Петровна подставила сетку.
– Сдачу-то возьмите, - продавщица высыпала на грязную тарелку мелочь.
Наталья Петровна не считая спрятала сдачу в кошелек.
Очередь все туже захлестывала прилавок.
Наташа онемевшими пальцами стянула наушники, расписалась в журнале, поднялась на затекшие ноги и наткнулась на Зинку. Лицо Зинки было в багровых пятнах - наверное, опять тошнило. Зинка пропустила ее к выходу и сама уселась на освободившееся место.
Наташа, держась за поручни, спустилась и, запрокинув голову, вдохнула на полную силу.
Сквозь маскировочнцю сеть и листья ближней березы угадывалось светлеющее небо - тусклые звезды подмигивали - то ли вздрагивала маскировочная сеть, то ли Наташу пошатывало.
– Слышь, тяжелая долбает, - лейтенант остановился рядом с ней, закурил.
– Теперь фрицам драпать без остановки до Берлина.
Наташа опять посмотрела на тусклые звезды, прислушалась. Совсем рядом выводил коленца соловей, и сквозь его трели пробивался назойливый звук морзянки.
– До Берлина еще далеко, товарищ лейтенант, - Наташа пошла, хлюпая сапогами в росистой траве, остановилась.
– Добраться бы сначала до Киева и Минска, а там - и Берлин.
– Ох, и молотят их сейчас наши, ох, молотят...
Соловей примолк на минуту, чтобы дать послушать лейтенанту далекую призрачную канонаду, и завелся снова.
Мимо березы с ободранной корой пробежал старший радист, что-то прошептал лейтенанту, и они вместе побежали в сторону замаскированной РАФ.
Наташа обогнула палатку. Возле куста, зевая и поеживаясь, стояла Настя, обхватив карабин, словно полено. Увидев Наташу, она зевнула, передала карабин, шагнула к палатке и, подавшись вперед широкими плечами, нырнула под брезент на нагретое Зинкой место.
Наташа вернулась к машине. В открытую дверь была видна спина Зинка, а чуть сбоку - бледный профиль Верочки.
Кончались четвертые сутки непрерывного дежурства.
Наталья Петровна протиснулась напрямик через очередь, выдернула застрявшую сетку и остановилась передохнуть у стены. Ящики, на которых сидели старушки, были пусты.
– Счастливая, - донеслось из очереди.
Наталья Петровна опустила сетку с бананами на ящик.
Теперь бы только дотащиться... Виски опять ломит... А все же какое это глупое слово - счастливая... Да и есть ли оно вообще на свете - счастье?.. Глупое, самозабвенное счастье... Когда кончилась война, было настоящее счастье, но ведь одно на всех... А вот свое, хотя бы малюсенькое, но свое... Неужели так и нечего вспомнить?.. Быть такого не может... А та ночь, мелькнувшая случайной искоркой...