Откуда пошел, как был организован и защищен мир
Шрифт:
– Разбудите Кумбхакарну!
– приказал Равана. Зал дворца загудел тысячи отправились к пещере со спящим исполином.
Его храп стал слышен сразу за городской стеной, несмотря на то, что до пещеры было не менее трех йоджан. По мере приближения к пещере свистящие звуки нарастали, а у входа в пещеру первых, кто туда собирался войти, отбросило словно бы порывом Ваты. Поняв, что войти к Кумбхакарне можно лишь тогда, когда исполин вбирает ноздрями воздух, в пещеру вбежала первая сотня ракшасов, за нею вторая и третья.
Устроившись таким образом, чтобы им не мешало дыхание Кумбхакарны,
И когда уже была потеряна надежда его разбудить, Кумбхакарна приоткрыл щели глаз и, не поднимая головы, протянул руку к громоздившимся у входа в пещеру тушам животных. Открылась огромная пасть, подобная входу в царство Ямы, и туда одна за другой полетели туши кабанов и оленей. Послышались звуки перемалываемых костей. Огромный комок проскочил в горло, вздувшееся подобно горе.
Немного подкрепившись, великан приподнялся на локте и спросил ракшасов:
– Что там стряслось? Зачем вы меня разбудили?
И стали ракшасы наперебой объяснять исполину, что произошло за время его пятилетней спячки. Узнал Кумбхакарна о том, что сгорела столица, сожженная огромной обезьяной, но была восстановлена в прежнем великолепии, что на Ланке высадилось обезьянье войско, что брат его Вибхишана перелетел к Раме и воюет на его стороне, что первую битву у стен столицы пришельцам удалось выиграть, что Равана просит его о помощи.
Кумбхакарна покачал огромной головой.
– Мой неразумный брат! Конечно же, ему надо было возвратить Ситу Раме. Упрямство до добра не доводит. Но все же я ему помогу. К тому же, - добавил он, облизывая растрескавшиеся губы, - что может быть слаще обезьяньего мяса!
И поднялся Кумбхакарна во весь свой огромный рост и зашагал к городской стене, сопровождаемый воинами Раваны. Самый высокий из ракшасов едва достигал его лодыжки.
Ракшас-гора
Воодушевленное победой, воинство Сугривы готовилось к штурму столицы ракшасов. Участки стены были уже распределены между отдельными обезьяньими племенами, выдвинутыми на переднюю линию. Был назначен сигнал, по которому должно начаться одновременное наступление, и определен план движения по вражескому городу.
Тем больший переполох вызвала тщательно подготовленная Раваной контратака. Загрохотали барабаны. Загудели трубы. И под эти звуки прямо через стену шагнул исполин, о существовании которого в обезьяньем войске и не подозревали. Над головою Кумбхакарны, казалось, клубились грозовые тучи. Сразу все вокруг потемнело. Взревел Океан, повелитель рек, как во время непогоды, до неба взметнул пену. Из леса выбежали стаи шакалов с пламенеющими как угли глазами и, запрокинув головы, завыли на почерневшее солнце. Среди бела дня промчалось с грохотом и упало в море, вызвав огромные волны, небесное тело в форме кувшина без ручек.
Одновременно
Но обезьяны, казалось, ничего не видели. Охваченные ужасом, остолбенев, они смотрели на великана, на его разверстую пасть, на огромные свирепые глаза, вращающиеся подобно тележным колесам, на дергавшееся над левым глазом веко, на цепь из бриллиантов, сиявших на шее исполина подобно звездам. Замерли их лапы, сжимавшие дубины, колья и секиры. Придя же в себя, с отчаянным визгом пустились они врассыпную, а Кумбхакарна, догоняя их, хватал и на ходу десятками отправлял в пасть, выплевывая оружие. Вопль "Человек-гора! Человек-гора!" охватил всю Ланку и, кажется, мог быть услышан и в Индии.
И тут на пути беглецов встал Ангада.
– Назад, обезьяны!
– кричал он, простирая лапы.
– Где ваше бахвальство?! Где хвастливые речи?! Над вами будут потешаться жены, усомнившись в вашей мужской силе. Вы навлекаете вечный позор на безупречный обезьяний род. Ведь все равно Рама расправится с братом Раваны в единоборстве и покажет, что мог бы обойтись и без нашей помощи.
Пристыженные обезьяны вняли голосу разума, подавили страх и с храбростью отчаяния, покинув деревья, избранные убежищем, ринулись в бой. Они ломали утесы, вырывали с корнями стволы и наносили Кумбхакарне удары то острыми камнями, то деревьями. Он же валил их сотнями, устилая трупами землю. Но отважные обезьяны атаковали вновь и вновь. Облепленный сплошь обезьяньей дружиной, исполин напоминал царственного Гаруду, истребителя змей. Тем, кого он отправлял в рот, удавалось выбраться через ноздри и уши. Ноги Кумбхакарны скользили по сплошному месиву поверженных обезьяньих тел.
В схватку ввязался сам Ангада. Забравшись на гору, он обломил скалу и угодил ею в голову исполина. Содрогнувшись всем своим огромным телом, Кумбхакарна швырнул в вожака обезьян свое копье, но промахнулся. На помощь Ангаде бежал Сугрива с каменной глыбой. Она обрушилась на грудь брата Раваны, расколовшись на обломки. Кумбхакарна ответил железным копьем с отравленным наконечником. Защищая царя, Хануман подхватил это копье на лету и под удивленные возгласы обезьян сломал его на колене, как былинку.
И в это время в бой вступил Рама. Меткой стрелой из дивного лука Вишну он отсек исполину левую руку, но тот, изловчившись, швырнул молот, сразу поразив сотни обезьян. Вытащив из земли дерево, он бросился на Раму. Тот же двумя стрелами отсек ему обе ноги. Всю землю оглушил изданный исполином вопль гнева и боли. Истекая кровью, на обрубках ног Кумбхакарна ринулся на царевича. И наложил Рама на тетиву ещё одну стрелу, быстролетную и неотвратимую, ту самую, которой когда-то Индра поразил чудовище Вритру и спас человечество от жажды. И вылетела она, неотвратимая, настигла Кумбхакарну как бог огневластный, мгновенно снеся ему голову. И упала она, сверкнув серьгами, сокрушая крепостные сооружения столицы. Тело же, покатившись по скользкому месиву, рухнуло в Океан, вызвав гигантскую волну.