Откуда пошел, как был организован и защищен мир
Шрифт:
Колдовство
Склонила на Ланке главу краса Хималаев
Махадая, Меру великой сестрица родная.
Тоскует она века по отчизне далекой,
Надеясь и ныне на исполненье зарока,
Который был дан божественной обезьяной
Во имя спасения брата Рамы Лакшманы.
Кровавое светило спустилось в Океан, чтобы омыться, и землю поглотили мрак и покой. Но возбужденные гибелью Кумбхакарны и десятков тысяч своих собратьев обезьяны не могли погрузиться в сон. Воспламенив просмоленную паклю, с пылающими головнями они перебрались через крепостную стену, взобрались
Город продолжал гореть, и оттуда слышались вопли и стоны гибнущих ракшасов и их жен. Но загорелся и Восток. Когда наступил новый день, на черной от копоти городской стене стало заметно движение. Ракшасы привели женщину. Да это же Сита! Рама, Лакшмана и Хануман явственно услышали голос, которого не спутаешь ни с одним другим. Сита рыдала и молила о пощаде, но Индраджит в красном одеянии палача заносит над её шеей топор. Голова отлетает, открывая выход потоку крови.
Не было пределов горю Рамы. Утратив сознание, он пал наземь. Открыв глаза, увидел над собою склонившегося Вибхишану.
– Вставай, Рама, - услышал несчастный.
– Это ложное видение. Равана не решится убить ту, ради которой затеял эту войну. Ныне же он в священной роще приносит жертву Агни, чтобы твое оружие не могло его сразить. Но опасен Индраджит. Надо его убить, ибо нельзя знать, что он ещё придумает. Я готов сразиться с моим преступным племянником.
– И я тоже!
– послышался голос Лакшманы.
– Возьми стрелу Индры, побежденного Индраджитом, - сказал Рама, вставая.
– Она ему отомстит за своего повелителя.
И вот на поле с грохотом вылетают две колесницы. Навстречу им мчится колесница Индраджита. Тучей летят и сталкиваются в воздухе, ломаясь как былинки, стрелы.
– Пускай стрелу Индры, пока он не применил своей хитрости!
– кричит Вибхишана.
И вот Лакшмана накладывает на тетиву громоносную стрелу. Она вылетает как молния и сносит голову Индраджита. Вопль ликования обезьян и медведей сливается с горестным криком защитников Ланки. Это слышит Равана и, заканчивая жертвоприношение, решает осуществить то, что было представлено любимым сыном как зрелище, - убить Ситу. Но от этого злодеяния его отговаривает мудрый советник:
– Не лучше ли тебе убить Раму и завладеть Ситой?
– говорит он ему.
Пылая яростью, в сопровождении ракшасов выезжает Равана на поле боя. И снова в воздухе тысячи стрел. С обеих сторон гибнут лучшие воины. Но сам Равана неодолим. Он берет свое лучшее копье и направляет его в грудь Лакшманы. Сын Сумитры падает бездыханным. У Раваны кончается запас оружия, и он вместе со своими воинами уносится в город.
Горе Рамы невообразимо. Он падает на окровавленную грудь брата и пытается влить в него свое дыхание.
И тут выступает вперед Джамбаван, царь медведей, и переваливаясь с лапы на
– Мой род, как и двуногие, страдает от ран и болезней. Мы бываем повсюду и знаем травы как никто. Есть в Хималаях гора Махадая, а на ней растет трава, возвращающая дыхание жизни.
– Рама!
– воскликнул Хануман.
– Разреши, я слетаю туда.
– Лети, мой друг!
– говорит Рама.
– Лети скорей на ту гору!
В его голосе слышится надежда.
И вот уже Хануман в Хималаях. Узнав от местных обезьян, где гора Махадая, он переносится на нее. Но как найти траву, возвращающую дыхание? Джамбаван дал её описание, но такой нигде не видно. Может быть, трава прячется при его появлении? Тогда он унесет гору вместе со всем, что на ней есть.
– О, Махадая!
– обращается Хануман к горе.
– Тебе предстоит приятное путешествие. Ты увидишь прекрасный остров в океане. Когда же ты насладишься его красотами, я верну тебя на место.
И гора не воспротивилась. Как все существа женской породы, она была любопытна. Хануман вырвал всю гору и перенес на Ланку, где её с нетерпением ждало обезьянье воинство. Джамбаван отыскал нужную траву и поднес её к лицу бездыханного Лакшманы. Запах целебной травы вернул Лакшману к жизни. Гора же осталась на Ланке. Хануману было не до нее.
Колесница Индры
Боги, собравшись в небесном дворце Индры, не отрываясь, наблюдали за сражениями на Ланке. Горели их глаза, пылали их возбужденные лица, словно бы от тройной порции сомы. Порой они издавали ликующий крик, который можно было услышать во всех трех мирах, порой же - горестно вздыхали, и тогда их прекрасные лица мрачнели, как небосвод после удаления колесницы Сурьи. В тот миг, когда после гибели Индраджита на поле боя вновь показалась колесница Раваны, Агни завопил:
– Неужто ты, Индра, ослеп! Разве ты не видишь, что Равана на колеснице, а Рама - пеший?! Поединок неравен!
И тогда кликнул всепобеждающий владыка Востока своего верного возничего:
– Матали! Нагрузи мою колесницу оружием и отвези её на землю потомку Рагху.
– Слушаю и повинуюсь, - сказал Матали, складывая ладони.
Кони при виде своего повелителя нетерпеливо забили копытами. Из их расширившихся ноздрей вырвалось пламя. Матали оглядел колесницу, на какую не мог подняться, кроме Индры, ни один из богов, подтянул постромки и одним махом занял свое место. Щелкнул бич, и понеслась колесница, сверкая изумрудами и алмазами, рассеивая мрак, наполняя все три мира звоном укрепленных на дышлах колоколов. Гордо развевался стяг охранителя мира: темносиний лотос на золотом бамбуке.
Сражающиеся под стенами Ланки, отдыхая во время боя, вдруг услышали усиливающийся мелодичный звук. Вскинув головы, они долго вглядывались в небо и не могли понять, откуда он исходит, пока не связали его с каким-то увеличивающимся в размерах предметом, напоминающим птицу. И вот уже всем стало видно, что это не птица, а колесница, запряженная конями. Она плавно опустилась недалеко от перенесенной с Хималаев горы. Матали соскочил на землю и обратился к подошедшему Раме с почтительными словами: