Отмеченные лазурью. (Трилогия)
Шрифт:
«Он еще слишком мал, чтобы спать с нами, — подумал Рог. — Ему бы еще с мамой побыть».
Барабаны продолжали глухо бить, сердце парнишки, казалось, подстроилось к их монотонному ритму, мысли мешались, в конце концов, он тоже заснул.
Проснулся он внезапно, вырванный из мутных глубин беспокойного сна новым звуком. К отдаленному грохоту военных барабанов присоединился хор людских голосов, скандировавших, а скорее даже вопивших, в том же самом ритме:
— Та-га-ро! Та-га-ро! Лен-го-ри, лен-го-ри!.. Ниф'ева тага-ро лен-го-ри фуо-хмор! Та-га-ро…
Ему не надо было тащиться
— Утром отец велит их выпороть, — злобно прошептал Смекалистый. — Что они себе думают?
Белый Рог повернулся к брату, хотя в темном помещении почти ничего не было видно.
— Глупыш, — проворчал он. — Опусти доску, спать надоть, завтра куча работы. Только к подневольным не лазьте. Козленок, держись подле мамки. Смекалистый, а ты недалече от отца старайся быть или от кого из старших.
— А что такого? — буркнул в ответ Смекалистый.
— Потому как, сдается мне, «белые» только и ждут оказии, чтобы дать деру, а будешь им на глаза лезть — оторвут твою дурную башку, и не пикнешь, — ответил Рог, снова укладываясь и поворачиваясь лицом к стене.
Но утром никто и не вспомнил о бунтарских ночных песнопениях, а в воздухе явственно чувствовалось напряжение. Работники выполняли поручения медленно и нестарательно. С самого полдня на горизонте виднелись два одиноких столба дыма от сигнальных костров. Дубовый молча приглядывался к ним, приставив ладонь ко лбу. Когда опустил руку, лицо у него было застывшее и неподвижное, точно вырезанное из твердого дерева.
— Разделите стада, — велел отец. — Латка и Случай — в долине. Смекалистый, Клин и Рог — над рекой до Двойного. Малого возьмите с собой, пусть животных метит.
Разделение стад… Белый Рог когда-то пережил нечто подобное, хоть был тогда еще слишком мал, чтобы помнить — остались в памяти только общая суматоха, какие-то отрывочные картинки и ощущение общего страха, когда убегали от «белых» орд, унося с собой только малую часть нажитого и гоня самых ценных животных из стада. Граница проходила тогда значительно южнее, пока эль Тиис не отвоевал новый кусок земли для своих соплеменников. И почему только Дубовый упорно предпочитал жить в такой опасной местности? Неужели лучшие пастбища и добрый источник воды стоили вечной тревоги, прираставшей к человеку, точно вторая кожа? Никто не мог быть тут уверен, что в один прекрасный день он не превратится в искалеченный кусок мяса, валяющийся рядом с убитыми пастушьими псами на траве, вытоптанной копытами боевых коней.
Когда Белый Рог уже обливался потом, несколько часов не вылезая из седла и гоняясь за скотиной с пастушеской держалкой в руках, он почти уверился, что не стоят. Запыхавшийся, заляпанный охрой Козленок бегал с ведерком краски и мазал ею рога указанных животных. Потом меченых коз погнали в загон возле дома.
Едва Рог въехал во двор, как сразу увидел тревожную картину: отец наклонился над кем-то, прижав острие меча к лицу мужчины, лежавшего на пыльной земле. Неподалеку стояла мать, нервными движениями отстраняя с лица светло-каштановые волосы. У ног ее валялись пораскиданные узлы.
— Ты не смеешь приближаться к моей женщине, — с бешенством цедил Дубовый. — Не смеешь к ней обращаться, даже смотреть не смеешь! А то зарежу тебя, как козла паршивого!
Вдруг он рванул клинок, и у невольника вырвался сдавленный крик боли.
— А это — чтоб помнил и держал язык за зубами. Это и вас касается. — Дубовый ткнул мечом в сторону двух невольников, наблюдавших за расправой со стиснутыми кулаками. — А теперь прочь отсюда. Беритесь за работу!
Они молча отошли, но в глазах их пылала ненависть. Рог помог сойти на землю Козленку, которого вез, усадив перед собой в седле. Мальчик тут же подбежал к матери, чтобы помочь ей собрать узлы. И они сразу стали перешептываться, но так тихо, что ничего нельзя было разобрать. А Дубовый решительными шагами ушел куда-то за постройки.
— Фонон! Иди сюда, возьми коня! — Белый Рог позвал раненого мужчину, который как раз шел к корыту с водой, чтобы обмыть кровь. Невольник медленно и неохотно повернулся к нему.
Рог нагнулся к нему с седла.
— Я не знаю, что ты сделал моей матери, но лучше б ты так больше не поступал, потому что я тебе шею сверну еще раньше, чем отец тебя достанет, — угрожающе прошептал он и тихо добавил уже более мягким голосом: — Ты, кажись, с дуба рухнул, если сейчас Дубовому на глаза лезешь. Ночью глотки дерете, днем задираете его, только и жди, когда кому железо под ребра всадит. Так тебе не терпится за Ворота Богини?
— Я служу Господу Железа, и он сохранит меня, — прошипел Фонон, так сильно ухватив рукой за поводья, что встревоженный конь захрапел. Другой рукой невольник держался за подбородок, где поранил его клинок хозяина.
На следующий день они пустились в путь на юг, к более безопасным областям, а их преследовал становившийся все громче барабанный бой воинов из северных княжеств, теперь барабаны не умолкали и днем. Пастухи гнали перед собой больше сотни коз, окутанных облаком пыли, взбитой копытами с дороги. Вокруг бегали четыре пса, облаивая стадо. За стадом тащились возы, нагруженные шерстью, инструментами и едой. А уж совсем в конце вяло плелись цепочкой шестеро невольников, которых Дубовый велел связать веревкой за шеи и привязать к возу. И каждый раз, когда Белый Рог смотрел в ту сторону, его охватывала тревога. Конечно, отец был прав, надо было предохраниться от побега невольников, они стоили слишком дорого. Но вид людей, которых вели за возом на веревке, как животных, вызывал у него отвращение. Ведь он ежедневно работал бок о бок с этими людьми, учил их язык, слушал их припевки, побасенки и шутки. Эти самые мужчины плели из травы игрушки и дарили их потом Козленку, когда тот был еще совсем малышом.