Отмели ночи (Воин Заката - 2)
Шрифт:
Услышав крик, Ронин повернулся в сторону кормы, но не заметил ничего особенного. Он пробрался к Борросу, который показывал куда-то на север.
– Что там?
– спросил Ронин.
– Корабль.
– Боррос вцепился в штурвал.
– Преследует нас.
Ронин пристально всмотрелся вдаль, но не разглядел ничего на просторах ледяного моря.
– Сейчас не видно. Из-за тумана.
– Боррос, ты уверен...
– Корабль. Такой же, как наш, - убежденно заявил колдун.
– Да, холод его побери! Я его видел. Своими глазами.
Ронин развернул Борроса к себе и
– Забудь, - рассудительно заметил он.
– Ты еще не пришел в себя. Тебе просто почудилось. Ты очень многое пережил, но сейчас все позади. Фрейдал уже не достанет тебя. Ты свободен.
Боррос бросил взгляд назад, в сгущающийся туман.
– Будем надеяться.
За утро ветер заметно усилился, и теперь штормовые порывы, все время менявшие направление, с нарастающей скоростью гнали корабль на юг. Пока Ронин занимался снастями, ему все время казалось, что полозья едва касаются льда, настолько стремительно мчались они по ледяной пустыне. Время от времени он замечал, что Боррос поглядывает назад, но ничего не говорил, храня при себе свои мысли.
Ронин не переставал удивляться искусной отделке корабля, наблюдая за небольшим штормовым парусом, который они развернули, когда выходили на палубу на рассвете. Парус был туго натянут, сильные ветры трепали его, но он не рвался. Он был изготовлен из особого полотна, более легкого и эластичного, чем то, из которого был выделан главный парус.
За последнюю пару часов они с Борросом едва ли обмолвились словом. Сейчас, когда ветер менялся так неожиданно и непредсказуемо, было необходимо постоянно присматривать за парусом и за штурвалом. Ронин занялся парусом, поскольку для этого требовалось больше усилий. В основном он подтягивал такелаж и смотрел вперед, держа руку на деревянной мачте, чувствуя ее содрогания и прислушиваясь к ритмичному поскрипыванию снастей, шуршанию полозьев по льду и скорбному зову ветра.
Он ни о чем не думал: что будет, то будет. Но какой-то особенной теплотой обдавало его в те минуты, когда он стоял один рядом с высокой мачтой, противостоящей натяжению канатов, и прикасался к ней, впитывая передающуюся его рукам дрожащую силу. Прочность этих канатов служила залогом выживания в ледяном море. В нем как будто рождалось неведомое ощущение сопричастности, которой он еще не понимал в полной мере, но все-таки чувствовал, что нечто подобное происходило уже со многими, во многих эпохах, на бесчисленных морях. Это был чистый инстинкт, основанный, вероятно, на памяти предков, если что-то такое действительно существовало в том мире в то время. Это странное "нечто" позволяло ему заблаговременно ощущать перемену ветра и тут же натягивать или ослаблять канат, чтобы идти прежним курсом. Благодаря этому странному "нечто" он за короткое время освоил тысячу хитростей управления парусами.
Вскоре после полудня порывы ветра утихли - теперь можно было закрепить штурвал и штормовой парус и сойти вниз поесть и немного отдохнуть.
За обедом Ронин в подробностях рассказал Борросу о событиях, приключившихся с ним в Городе Десяти Тысяч Дорог. Когда он описывал нападение вонючей твари, колдун неожиданно
– Это были Макконы, - сказал он, побледнев.
– Твари, которые не являются животными, четверо подручных Дольмена.
Боррос невольно поежился.
– Если это действительно были они, значит, Дольмен гораздо ближе, чем я предполагал.
Он закрыл глаза.
– Есть ли у нас еще время? Холод меня побери, должно быть! Должно!
Он поднял глаза.
– Ронин, нам надо поторопиться. Ничто не должно нас остановить. Ничто, понимаешь?
– Успокойся, Боррос, - мягко сказал Ронин.
– Ничто нас не остановит.
Ближе к вечеру небо вдруг преждевременно почернело, и грозовая буря, которую они пытались опередить, яростно налетела на них.
Ветер, завывавший в снастях, напоминал вопли проклятых у ворот преисподней. Ронин отправился сворачивать штормовой парус.
– Нет!
– взревел Боррос, стараясь перекричать бурю.
– Оставь! Нам надо спешить. Чего бы нам это ни стоило!
Ронин взглянул на небо. Густые, низкие багровые тучи угрожающе надвигались с запада. Внутри их клубящейся черноты клокотала буря.
– Мы перевернемся, если не спустим парус!
– проорал он, перекрикивая ветер. Слова слетали с губ, словно сухие листья.
Лицо Борроса вдруг исказилось от ужаса.
– Я вижу этот другой корабль! Он уже близко! Он нас догоняет!
Его глаза вылезали из орбит.
– Живым я им не дамся!
Ронин начал сворачивать штормовой парус.
– Тебе померещилось. Никто за нами не гонится. А я хочу пережить эту бурю!
Он снова занялся парусом, как вдруг худые пальцы слабо потянули его за руку. Ронин повернулся и увидел перед собой выпученные глаза Борроса. На лбу колдуна замерзала струйка пота.
– Пожалуйста, Ронин. Прошу тебя. Этот корабль преследует нас. Стоит нам чуть сбавить скорость, и он нас догонит.
Слова Борроса вылетали в плотный морозный воздух клубами пара.
– Неужели ты не понимаешь? Я не могу возвращаться. Я больше не выдержу. Фрейдал...
Ронин легонько коснулся руки колдуна.
– Возвращайся к штурвалу и направляй корабль. Я не стану сворачивать парус.
Благодарный Боррос отправился на корму, а Ронин снова затянул канаты, мысленно дав себе слово свернуть штормовой парус при первых же признаках того, что ветер набирает полную силу.
Они мчались вперед, пока еще опережая бурю.
2. Эгир
Он отвернулся от западного горизонта, от убийственного солнца в цепких объятиях ледяных равнин. Испуганный, он летит сквозь студеную пустоту, перед ликом смятенного неба. Позади, совсем рядом, он уже ощущает напряженное возбуждение бури. Его обнимают свирепые ветра, сверху давит клубящаяся чернота грозовых туч. Он впивает энергию молний.
Он не страшится буйства стихий. Он устремляется вверх в безуспешной попытке подняться над штормом. Он и раньше уже выходил невредимым из многих бурь, преодолевал воздушные потоки и снежные вихри, выдерживал - безо всякого для себя ущерба - удары тяжелых градин.