Отмороженный
Шрифт:
– Мы тут несколько расчувствовались, расслабились… – сказал я.
– Еще бы! – засмеялась она. – Такая женщина! Небось про все на свете сразу забыли.
Смех ее был неестественным, напряженным. Она выпила, кивнув всем нам.
– Ты забыла с нами чокнуться, – сказал я, глядя на нее в упор.
Неужели предала? Я подумал, что не успокоюсь, пока это не узнаю именно сейчас.
– А за что мы пили? – спросила она. Слава понял, что со мной что-то происходит, и толкнул меня
– Значит, стучишь на меня? – спросил я.
Актриса из нее была ни к черту! Никакой выдержки. Не то что Светлова. Все, что Лара могла, это широко раскрыть свои зеленые, чуть раскосые глаза, которые я так любил. Гримаса на ее лице выдавала ее с головой.
– Саша… – негромко сказал Костя и сделал попытку подняться.
Лара словно опередила его – порывисто вскочила с места.
– Сидеть! – рявкнул я, и непонятно было, к кому это относится. Во всяком случае, сели на место оба – мой начальник и моя подчиненная.
– Ты меня за этим позвал? – спросила Лара.
– Вот только что на этом месте сидела другая женщина, – сказал я. – Она развелась с мужем, сменила его фамилию, его ловят как преступника. Но она не предает его. Понимаешь? Пусть меня осудят мои товарищи… – я кивнул попеременно в сторону Кости и Славы. – Ибо я поступаю сейчас непрофессионально, вопреки тому, о чем мы договаривались, но я все равно спрошу тебя, поскольку это становится невыносимым: кому ты сказала, что у нас бумаги погибшей Жени Клейменовой? Кому?
Я ударил кулаком по столу так, что подпрыгнули чашки. У меня с Ларой бывали разного рода размолвки, не раз я орал на нее и стучал кулаком, и она отвечала мне: на свою жену ори! И я смолкал, осознавая ее правоту. Но сейчас она молчала. Только растерянно и жалобно смотрела на меня. И слезы стояли в ее прекрасных глазах, и губы, когда-то целовавшие меня, мелко дрожали.
Конечно, я рисковал, беря ее на пушку. Очень рисковал. С чего я вдруг взял, что она сказала кому-то про эти документы? О них она могла слышать, а могла и не слышать. В глаза она вряд ли эти документы видела, ибо до сих пор они были у Володи Фрязина. И вот сейчас она пожмет плечами и тихо, обиженно скажет: никому! Никому и никогда о них не говорила.
Но не зря говорят, что риск – благородное дело.
– Ты сам виноват, что случилось, – сказала Лара и заплакала.
Это было признанием. Я сам не ожидал такой развязки.
Значит, правда. Только сейчас я понял: в глубине души надеялся, что ошибаюсь.
– Я? Я виноват? – мое удивление, видимо, было чрезмерным.
Слава громко вздохнул. Костя нервно барабанил пальцами по столу. Вот сейчас встанут и уйдут, подумал я. Зачем им этот спектакль?
Они так и сделали. Встали и вышли.
– Ты, – Лара подняла на меня глаза, полные слез, – хочешь сказать, будто я тебя предала? Сначала ты меня предал! Это своей жене ты изменяешь, а меня – предаешь! Ты ночевал у этой валютной шлюхи и думал, будто я не узнаю? А они мне об этом сказали. Они выследили тебя, понял? Твоя жена звонила мне ночью и орала на меня. Я плакала до утра, а ты врал, прятал от меня глаза… А они мне сказали, что могу при желании тебе отплатить. Я не хотела, думала, поговорю с тобой… А у тебя хватило совести привести ее сюда! С этой певичкой… Я видела, все видела, как ты смотрел на нее!
Она всхлипнула. Еще одну женщину мы заставили плакать. Что за профессия у меня, мать ее так!
– Кто они? – спросил я негромко.
– Точно не знаю… В общем, из органов безопасности. Они сказали, что тебя через эту шлюху хотят втянуть в одно нехорошее дело. Они мне соврали, теперь вижу сама, они меня использовали. Спровоцировали. Но теперь ты можешь использовать меня. Понимаешь? Я буду передавать им все, что ты скажешь, любую ложь. Пусть думают, что продолжаю работать на них.
В ее глазах горела ненависть, смешанная с надеждой. Она по-прежнему хотела мстить.
– Даже не думай! – сказал я. – Какой из тебя двойной агент. Оставим все как есть.
– Тогда я уволюсь, – сказала она, – раз не доверяешь.
– И они поймут, что тебя разоблачили, – махнул я рукой. – Иди к себе и приведи себя в порядок. И напиши обо всем, что собиралась им передать. И что уже передала. А ключ от сейфа положи на стол. И знай – ты предала меня, как бы ты ни оправдывалась. Но я верю, что теперь будешь самым преданным моим сотрудником. Все. Иди.
Она молча вышла. Костя и Слава через минуту зашли. Мы сидели молча и неподвижно, будто оглушенные всем, что только что здесь случилось. И сидели так, пока не стемнело. Потом вошла Лара – бледная, с темными кругами под глазами. Молча положила на стол листки, исписанные неровным, спотыкающимся почерком. И также молча вышла.
Мы читали, поочередно передавая друг другу эти листки, как до этого читали документы, собранные Женей Клейменовой.
– Что ты ей сказал? – спросил Костя.
– Что я мог сказать? – пожал я плечами. – У самого рыло в пуху. Женская месть… Предала, потому что верна была своему чувству.
– Бывает и так, – согласился Грязнов. – Но только мы с Костей ничего не видели, ничего не слышали. А девчонку жаль. Пожалел бы и ты ее, Борисыч! Вон как переживает…
Я с благодарностью посмотрел на своих друзей. И в который раз подумал: что бы я без вас делал?