Отношения
Шрифт:
– А вот так. Почитай в дорожных правилах: если на нос колёса, то есть очки, наденешь, пусть у них хоть самые толстые стёкла будут – можешь ехать в любую сторону. А вот если тест по слуху не прошёл – всё, отдавай права. Где же справедливость? У меня дружок без очков ничего не видит. Крот, одним словом. Так я его домой вёз, когда у него стекло треснуло, а у меня права хотят забрать – говорят, что слышу плохо.
– Ну не знаю…
– Слушай, мужик, а ты бы поехал со мной, если бы я на вокзал тебя на велосипеде повёз? Велосипедистам ведь на права не нужно сдавать. Хоть ты слепой, хоть глухой – езди везде, главное, чтобы ноги с руками целые были.
– Н-н-не знаю.
– И никто
Рассчитавшись с таксистом, я подхватил чемодан и неожиданно услышал за спиной:
– Ты смотри, не опоздай, а то плохо будет.
– Не опоздаю, у меня тридцать минут в запасе, – успокоил я его и махнул на прощание рукой. Таксист, хоть и громогласный, рассуждал трезво.
В здании вокзала взгляд прежде всего уперся в огромное табло. Нужный размер для пассажиров с любой остротой зрения. Зрение у меня хорошее, но узать, на на какой путь прибывает поезд, не лишее. Дойдя до строчки Иваново – Свибург, путь 6, я взглянул на часы: в запасе оставалось около получаса. Тут перед глазами неожиданно мелькнула утренняя кассирша Таню, внезапно исчезнувшая днём. Рука, помимо воли, поднялась в приветственном жесте. Она, приняв невольный взмах за приглашение, двинулась в мою сторону. Странно, никаких признаков беременности у неё заметно не было.
– Мне сказали, вы ушли в декретный отпуск…
– Я как раз туда иду, – Таня весело смотрела на меня, – до завтра, наверное, дойду. А вы в командировку?
– Да.
– Что ж вы через Варшаву не поехали? В дальних поездах хорошо думается и пишется. Время много для творчества. Вы же писатель?
– Нет, журналист. Через Варшаву меня начальство не отпустило. – Пришлось подлаживаться под предложенный ритм разговора. Небольшая ложь в ответ на зайца-католика с непонятными яйцами.
– Вы начальство и не спрашивали. Почему только мужчины постоянно врут? Можно меня обмануть, но себя-то не обманешь.
– У меня мало времени, нужно закончить большую статью, а тут это внеочередное задание… – промямлил я. Не люблю оправдываться, но молодая женщина сбила ритм общения. Неожиданно для меня.
– Так за работой и о себе подумать некогда, бедненький вы, бедненький, – Таня с сочувствием взглянула на меня. – Так и жизнь провороните, а как умирать станете, вспомните, что и не жили толком.
– Таня, извините, мне на поезд пора. Прощайте. – Намек на скоротечность моей жизни явно преувеличен. Пора действительно прощаться. Хорошо бы, навсегда.
– Прощайте, Олег. Будьте счастливы и внимательны, а то не увидите главного в жизни.
Я развернулся и зашагал к выходу на перрон. Впереди меня ждало долгое путешествие. Взглянув на висящие вокзальные часы, я с ужасом увидел, что до отхода поезда осталось две минуты.
«Мы ведь разговаривали от силы минуты три. Неужели мои часы опять отстали?» – мысли лихорадочно крутились в голове, пока я выходил на открытый перрон. Дорога на шестой путь лежала через мост. Взлетев через ступеньку наверх, я побежал вперёд, глядя на мелькающие справа таблички: два, четыре, девять, восемь, десять. Добежав до двенадцатого пути, я остановился: дальше путей не было.
– А где же мой поезд?! – вопрос прозвучал непривычно громко. Тут я увидел мужчину в железнодорожной форме, шагающего навстречу. В голос ворвалась нота истерики: – Скажите, где здесь шестой путь?
– Где ж ему быть – на месте стоит. Вы его пробежали, не заметили в спешке. Там под цифрой девять написано, что это шестой путь, не девятый. Просто табличка всё время падает и вместо шестёрки девятка выскакивает. Мы уж и на бумаге писали, и на дереве, и гвоздями прибивали. Никто читать не хочет, что мелким шрифтом написано, – вот и попадаются. Внимательным нужно быть, очень внимательным. Тогда жизнь правильно проживёшь, ничего не потеряешь и никуда не опоздаешь…
Мужчина всё говорил, слова летели вслед, отдаваясь в голове эхом: «Никто читать не хочет… Внимательным быть, внимательным…»
Страх, что я опоздал, вдруг схватил за горло.
Появилось чувство, что вся моя прошлая жизнь закончилась в одно мгновение, не успев начаться, и я пропустил что-то самое важное – то, что пропускать ни в коем случае нельзя. Перед самым носом захлопнулись двери, мой поезд тронулся и начал медленно, как бы нехотя, набирать скорость. Мимо проплывали ярко освещённые окна. За ними мелькали весёлые лица людей, вовремя нашедших правильный путь, севших в свой вагон и на своё, только им предназначенное место. Эти люди знали, куда и зачем ехали, когда и куда приедут. В их чемоданах аккуратными стопочками лежали вещи, тщательно отобранные накануне поездки. Пассажиры радовались, что хорошо спланировали путешествие, внимательно отнеслись к небольшим мелочам, которые указали им место в поезде. Те же, кто остался на улице, наблюдали за этим праздником правильно выбранного пути и думали, что на этот поезд они безнадёжно опоздали. Ни задержать, ни остановить уходящий поезд уже нельзя.
Билет, лежащий в кармане, вдруг начал царапать и жечь грудь. «Что такое?» – вяло подумал я, пытаясь достать из кармана то, что мешало. Поднеся к глазам ладонь и разжав ее, я увидел сидящую на ней симпатичную синичку. Она смотрела на меня, не мигая и не выказывая никакого страха.
– Лети! – крикнул я и отбросил синицу далеко от себя. Тут же в груди сжалось сердце, прыгнуло вверх и больно ухнуло вниз. Как будто с живым комочком я отбросил от себя часть своей лучшей, ещё не прожитой жизни. Когда птичка скрылась из глаз, я повернул голову и посмотрел на исчезающую вдали светящуюся точку последнего вагона.
Мой поезд ушёл без меня.
Своё счастье я выпустил из рук сам, не дав труда подумать об этом.
Непросто это – быть внимательным ко всему, что тебя окружает. Жизнь, оказывается, совсем не мелочь, хоть и состоит из одних только мелочей.
Женское счастье
Тоня готовилась к приёму дорогой гостьи. В пятницу вечером к ней прилетала единственная сестра Таня. Они были погодками, росли вместе и всё всегда делили поровну. Около двадцати лет назад их пути неожиданно разошлись. А началось всё так незаметно…
***
Тане исполнилось тогда девятнадцать лет. Встретив на свадьбе подруги Гришу Белых, она тут же влюбилась окончательно и бесповоротно, и уже не представляла жизни без него. Её избранником оказался высокий стройный симпатичный парень. На него постоянно заглядывались девушки с разными желаниями и целями. Многих из них привлекали не столько внешние данные парня, сколько его семья. А она резко выделялась на фоне других среднестатистических семей города.
Отец Гриши занимал высокое положение в военно-политической структуре города. Об этом предпочитали громко не говорить, но его должность являлась для определенного круга жителей города секретом Полишинеля. Мать всю жизнь работала в сети общественного питания. Занимала место то директора, то заведующей – смотря по тому, была это столовая, кафе или ресторан. Места работы Клавдия Петровна – так звали маму Гриши – меняла не добровольно, а в силу обстоятельств. Быстрая и удачная военная карьера мужа, Фёдора Ивановича, предполагала частые переезды, смену должностей и, соответственно, мест работы.