Отныне только легкий флирт
Шрифт:
– Завтра вечером, часов в восемь. Я живу на… Впрочем, – рассмеялась она, – вы же знаете мой адрес.
Смех получился не слишком веселый, и это напомнило Нику, что поводом для вечеринки послужило желание развеяться от нанесенной ей обиды. Он снова разозлился на Рейнольдса, ему так захотелось защитить девушку от него! Он и раньше, встречаясь с Холли, ловил себя на мысли, что неплохо было бы с ней куда-нибудь пойти, а теперь этому ничто не мешает. На этой вечеринке он назначит ей свидание. Ник уже перебирал в уме места, куда можно будет пригласить Холли, но ход его мыслей прервали
– Отныне я стану устраивать одну вечеринку за другой, – с жаром заявляла она. – Приглашать буду только парней, которые прожигают жизнь, а все эти достойные молодые люди, прилизанные, при галстуках, с их прилизанными мечтами о том, что они сделают карьеру и когда-нибудь в необозримом будущем станут владельцами коттеджа, увитого плющом, пусть сидят дома.
Ник сглотнул и сделал над собой усилие, чтобы не обратить виноватый взор на свою грудь, также украшенную галстуком. До сих пор он никак не походил на прожигателя жизни. Если это и есть тот тип мужчины, который может понравиться Холли, то у него, у Ника, нет никакой надежды. Или все же есть?
Вдруг непонятно откуда прозвучал голос:
– В восемь вечера, значит? Можно мне кого-нибудь привести? – И Ник с удивлением понял, что голос этот принадлежит ему самому.
– Конечно, – не медля ни секунды, ответила Холли. – Чем больше народу, тем веселее.
Проводив Холли, Ник бросился обратно к столу и схватил телефонную трубку.
Как раз в этот субботний вечер его приглашали в гости, но он отказался – надо было просмотреть отложенные финансовые газеты, однако желание познакомиться поближе с Холли пересилило все. Сейчас ему позарез нужна была эффектная девушка, которую он может привести с собой.
Если Холли хочет видеть у себя прожигателя жизни, то извольте, она его увидит.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Девушку Ник привел действительно роскошную.
Раскладывая закуски на блюда, Холли исподволь наблюдала за ними. Когда высокая ярко-рыжая Моника – так Ник представил свою партнершу – кружилась в быстром танце, черная шелковая юбка ее взлетала вверх, открывая красивые длинные ноги. Они чему-то все время смеялись, явно наслаждаясь обществом друг друга. На Нике была самая простая, но элегантная рубашка и наимоднейшие брюки, плотно облегавшие фигуру. Русые волосы, обычно аккуратно причесанные, сейчас были уложены в художественном беспорядке, с лица не сходила широкая улыбка, глаза сияли. И почему раньше Холли казалось, что этот скромник в толпе неприметен?
– Тебя к телефону! Звонит мать! – раздался голос Трины, старавшейся перекричать звуки музыки.
– Неужели из Висконсина? – спросила Холли, взяв из рук Трины переносную трубку телефона.
– Не знаю, откуда, – пожала плечами Трина, – но это она и хочет говорить с тобой. Найди место потише, а я займусь закусками.
Она, конечно же, еще в Висконсине, думала Холли, пробиваясь сквозь толпу гостей. Ее мать, Мари Веббер-Лесли-Гартнер-Пайффер, поехала навестить свою единственную сестру – Барбару, но повстречала телевизионного мастера Эдди Люмадью, который так очаровал ее, что она вот уже несколько недель не может вернуться к себе домой. Несмотря на непродолжительность знакомства, Эдди явно вырисовывался как претендент на место пятого по счету супруга. Но к чему звонить сейчас, в разгар вечеринки, о которой мама знает? – удивлялась про себя Холли. Кто-нибудь заболел? Что-то случилось?
– Простите, простите, – бормотала Холли, обходя танцоров в своей гостиной, настолько тесной, что стандартный коридорный палас покрывал ее от стены до стены.
Она вышла на задний балкон – дальше телефон не позволял, – но и там было шумно: из окон, распахнутых настежь в этот теплый майский вечер, вырывалась музыка.
– Привет, мама! Что случилось?
– Ничего, дорогая. Музыка у тебя замечательная! Навевает воспоминания о нашей молодости.
Холли зажала пальцем свободное ухо, но слышимость улучшилась мало – на том конце линии также раздавалась музыка.
– В самом деле все в порядке? Я тебя очень плохо слышу. Ты звонишь от тети Барбары?
– Нет, из телефонной будки в дансинге «Старлайт». Мы с Эдди только что приехали, хотим потанцевать, я взглянула на часы и вспомнила, что у тебя как раз сейчас гости. Вот и решила узнать, как идут дела.
– Ты меня отрываешь от вечеринки просто для того, чтобы поболтать?
– Подумаешь! – хихикнула в трубку Мари. – Тоже мне вечеринка!
– Самая настоящая вечеринка! – возразила Холли. – О чем это ты?
Мари хмыкнула – знаю, мол, что это за вечеринка, – эта ее чисто материнская назидательно-снисходительная манера всегда раздражала Холли.
– Ну, тебе не понять, о чем. Он еще у тебя?
– Кто это «он»?
– Рейнольдс, разумеется. Я умираю от любопытства: что он думает о твоей светской жизни без него?
Холли нахмурилась:
– О чем ты, мама? Рейнольдс и не знает, что у меня гости.
– А, поняла, – снова хихикнула Мари. – Ты ему потом расскажешь, как прошел вечер. Может, так оно и лучше будет.
Холли в отчаянии подняла глаза к небу. Боже, как походит ее мать на несмышленого ребенка, а она сама – Холли – на его родительницу.
– Я не собираюсь ничего ему рассказывать. Я же тебе говорила, мы с ним расстались. Все кончено. Навсегда. И как я провожу свободное время, мое личное дело.
– Но тогда… тогда… – Мари даже стала заикаться от удивления. – Как ты можешь с помощью вечеринки вызвать его ревность? Разве ты затеяла ее не для того, чтобы заставить его ревновать и таким образом вернуть?
– Да я вовсе не хочу возвращать его. – Холли, однако, чувствовала, что слова тут бессильны – мать все равно ее не поймет. – Говорю тебе, мы разошлись в разные стороны.
– Доченька, родная! – Голос Мари зазвучал ласково, почти просительно. – Не говори так! Ты сейчас на него в обиде, но поверь мне, она пройдет. И тогда ты найдешь способ вернуть Рейнольдса. Только не жди слишком долго. Он чересчур лакомый кусочек, на него польстится любая.
– Спасибо за звонок, мама. – Холли устала от бесполезного спора. – Желаю вам с Эдди хорошо провести время. Позвоню, как всегда, в воскресенье вечером.