Отпадение Малороссии от Польши. Том 1
Шрифт:
Баторию некогда было углубляться в метод и направление иезуитской педагогики. В течение десятилетнего царствования своего (1576 — 1586) он слишком сильно был озабочен военными и политическими делами. Он сделал, или лучше сказать — помог сделать польскому обществу ошибку, вредоносные последствия которой проявились только в третьем поколении его подданных.
На беду шляхетскому народу, прославленный Баторием престол тридцать шесть лет занимал такой король, который не имел ни его ума, ни его твердого характера. То был Сигизмунд III, слепой приверженец римского папы, бессмысленный покровитель и слуга иезуитов.
Баторий отдал иезуитам почти все
Да и без казуистики, без передачи достояния малорусской церкви в руки служителей польской, Сигизмунд III подрывал весьма чувствительно «древнее русское благочестие», как величали мы свою веру относительно протестантов с одной стороны и папистов с другой. Титулуясь верховным подавателем духовных столиц и хлебов, он весьма часто раздавал православные владычества и архимандрии людям светским; а эти люди, принявши духовный сан, жили в монастырях панами и смотрели на подвластных попов и чернецов так, как смотрел мытник на мытницу, торговец на «крамную комору», арендатор на аренду.
Под патронатом чужеземных королей церковь наша теряла свое достоинство со времен Ягайла. В царствование Сигизмунда III подавание духовных столиц и хлебов рукою подкупною и иезуитски лукавою довело ее до последнего упадка. На апостольских седалищах восседали в ней не только книжники и фарисеи, но даже неграмотные мытари и грешники.
Между тем энергические строители единой, как говорили паписты, спасающей, истинно вселенской церкви, иезуиты, втирались в наши панские дома в виде врачей, юристов, наставников молодежи и приятных собеседников. Не любя никого вне интересов католичества, и не видя ничего достойного уважения ни в какой вере, кроме римской, эти религиозные пройдохи умели внушать к себе привязанность и уважение даже в таких малорусских кружках, которые называли римского папу антихристом.
Появились они в русских провинциях Польши, как уже сказано, вслед за тем, когда Лютерова и Кальвинова наука веры, путем шляхетской вольности, пришла к нам из Германии вместе с молодыми людьми, которые искали за границею не только самого просвещения, но и искусства общежития. Иезуиты были не что иное, как отлично дисциплинированные фаланги, которые папа посылал в Польшу вытеснять церковное вольнодумство из его позиций и учить общество католической нравственности.
Товарищи (braciszki) Иисуса, «ангелы и духи» Христова наместника, иезуиты приспособлялись ко всякому порядку и беспорядку панской жизни. Они дружились одинаково и с самыми веселыми, и с самыми мрачными характерами. Даже там, где иезуита открыто презирали, не отказывался он от своей преданности магнату.
Прикрываясь личиною христианского смирения, терпел товарищ Иисуса сарказмы знатных и незнатных людей, лишь бы не лишиться своего места между панскими собеседниками. Когда же притворная покорность не останавливала иного ярого последователя Лютера, Кальвина и самого Ария, иезуит лучше всех умел принять на себя спокойный вид умственного превосходства. Перед глазами у отцов кощунников, смиренные и вместе высокомерные тунеядцы приобретали себе почитателей между их детьми. Знали они, как бьется неопытное сердце, когда перед ним оскорбляют высокую добродетель вместе с глубокою ученостью, и тайно от света уловляли впечатлительные души не только в полуграмотных православных семьях, но и в протестантских, вооруженных заграничным просвещением.
Иезуиты рассчитывали разом и на высшие и на низшие свойства человеческой природы. К строгости христианских правил присоединяли они якобы христианскую снисходительность к слабостям ближнего. Они налагали на молодых своих питомцев иго слепого послушания высшим веленьям церкви, и услаждали это иго потачками тайным удовольствиям. С лицемерною кротостию мудрости разрешали они своих юных друзей не только от старопольского целомудрия, но и от рыцарской честности.
Этим путем дальновидные наставники входили в тесные с ними связи, делались их товарищами в предосудительных поступках, их руководителями на поприще житейской политики, и навсегда обеспечивали себя помощниками в клерикальных интригах.
Если этим способом удавалось иезуитам привлечь на лоно римской церкви наследника древнего русского дома, то под их дружеским руководством, он радел этой церкви в своих маетностях так точно, как Сигизмунд Ваза — в своих королевщинах.
Плененный в послушание спасающей веры, вельможный пан естественно подавал духовные хлебы своего патроната или римским католикам, или таким православным людям, которые не были способны поддерживать нашу церковь, напротив, своим беспутством помогали разорять ее.
Низшая шляхта, панские мещане и мужики, кто добровольно, а кто и по принуждению, приставали к вере своего пана. Бывали такие парафии и архимандрии, в которых наследственное ктиторство, именуемое патронатом, принадлежало не одному, а нескольким дедичам. Тут иезуиты, или их орудия, местные ксендзы, старались обратить в русскую веру тех патронов, чьи предки больше других участвовали в фундации, а успевши в этом, подавали их руками королю просьбу, и король, «снисходя к благочестивому желанию достойнейших представителей веры», отдавал церковь или монастырь с их имуществами под власть католического бискупа.
Это была старинная, еще доиезуитская практика римской пропаганды. Иезуиты только обновили и подкрепили крестовые походы своего папы против Руси, которые остановили было чешские и немецкие нововерцы. Но они не делали ничего крикливого, слишком уже громко вопиющего и кровавого. Наибольшее насилие, которое дозволяли себе эти апостолы Христова наместника, заключалось в науськиваньи школьников и поджиганьи городских «гультаев» к поруганию иноверного духовества, к осмеянию иноверных процессий и обрядов, к грабежу «еретических» и «схизматических» святилищ. Но то были случаи особенные. Они шли в тон с обычным в те времена буйством не только между двумя враждебными верами, но и между единоверцами. Вообще, дело иезуитской проповеди велось так тихо, и вожаки церковного завоевания держали себя так миролюбиво, что на поверхностный взгляд казалось, будто в Польше нет никакого наступания на малорусскую церковь, и как будто польская Русь католичится сама собою.