Отпетые плутовки
Шрифт:
"Тут надо продумать все как следует”, — закружилась я на месте, поревела еще немного и бросилась к Сашке.
— Сашенька, — позвала я, ухватив его за руку. Он открыл глаза, сфокусировал их на мне и попробовал улыбнуться. — Я вызову “Скорую”, — пролепетала я, надеясь, что это заставит его прекратить валять дурака.
Но Сашка дурака не валял, его знобило, он клацал зубами, жался ко мне и терял сознание. В минуты, когда глаза его приобретали осмысленное выражение, категорически запрещал звонить куда бы то ни было, а вот если кто-то попробует войти
Через час Сашка начал метаться в постели, с бледными губами и в испарине, и заговорил на каком-то чужом языке, вроде бы похожем на арабский. В языках я не очень, и то, что Сашка что-то там бормочет, вконец меня перепугало. Теперь “Скорую” вызывать в самом деле опасно.
Я уставилась на его лицо, закусила губу и подумала: “А что, если он иностранный шпион?” Я с ходу попыталась решить: похож Сашка на шпиона? С моей точки зрения, он похож на жулика, но все равно я здорово волновалась и не знала, что с ним делать. Сунула градусник ему под мышку, температура тридцать восемь. Стало ясно: Сашка умирает. Я кинулась к телефону.
— Ты куда? — отчетливо спросил он. Я вздрогнула и сказала:
— Сашенька…
— Воды принеси.
Я принесла, легла рядом, он прижался ко мне, перестал дрожать и вроде бы уснул. Через пару часов опять заметался, рявкнул: “Сука!” — отчего я с перепугу чуть не лишилась сознания, потом стал звать какого-то Федьку, потом зашептал:
"Голову ему держи, голову, он же кровью истечет”, — а в заключение заорал: “Выводи ребят!” — и потребовал вертолет. Я выпила десять таблеток валерьянки и сидела по-турецки на полу, выпучив глаза. В таком виде встретила утро.
Где-то в восемь Сашка, уже два часа спокойно спящий, неожиданно открыл глаза, посмотрел на меня и сказал:
— Привет.
— Привет, — ответила я, еле разлепив челюсти.
— Чего какая невеселая?
— Тебе плохо? — проблеяла я.
— Нет, мне хорошо.
И в самом деле, выглядел он молодцом, чего совершенно нельзя было сказать обо мне.
— Маленькая, — позвал нараспев Сашка, обнимая меня. — Глазки грустные… Чего случилось?
— Саша, тебя всю ночь колотило, и температура была тридцать восемь.
— А… — отмахнулся он, — не обращай внимания. Подхватил в Афганистане какую-то заразу. Забыл ее название. Вот и колотит от случая к случаю. Я уж привык. Ты извини, надо было тебя предупредить.
— Ты был в Афганистане? — растерялась я.
— Конечно. Разве я тебе не рассказывал?
— Нет, — покачала я головой и пожаловалась шепотом:
— Сашка, ты на иностранном языке разговаривал.
— Да? На каком?
— А ты сколько языков знаешь? — насторожилась я.
— Если честно, я и русский-то путем не знаю, но за долгие годы странствий кое-чего нахватался, вот из меня лишняя грамотность-то и прет. Не обращай внимания.
Я прижалась к нему потеснее, все больше убеждаясь в том, что он в опасности, продажные личности из ФСБ строят козни и спасти Сашку от многочисленных врагов могу только я.
На работу в тот день я не пошла, и мы провели его в постели: Сашка против этого не возражал, а про меня и говорить нечего. К работе я вообще заметно охладела.
На следующий день отправилась в ресторан, не желая особенно надоедать Сашке, но он сам стал надоедать мне, звонил каждые полчаса, болтал всякие глупости, от которых я краснела, а Юлька качала головой, и утверждал, что очень скучает.
— Да иди ты! — в сердцах проронила моя подружка и еще раз покачала головой, но уже с улыбкой.
Сашка сообщил, что через десять минут меня встретит, и я засобиралась домой. Вышла на крыльцо, увидела его в “Фольксвагене” и поняла, что счастлива. Как никогда в жизни.
За такие чувства приходится расплачиваться, это я очень хорошо знала из многочисленных литературных источников, потому резкому переходу от счастья к большой беде не удивилась, а большая беда ждала по соседству: темный джип “Ниссан”. Он пристроился за нами, лишь только мы выехали на проспект. Конечно, я бы его ни в жизнь не заметила, потому что болтала, махала руками и думала о том, что Сашка, хотя и врун, и вообще темная личность, и даже бредит на каком-то диковинном языке, но все равно лучше всех.
Тут Багров начал поглядывать в зеркало и хмуриться, а я начала беспокоиться.
— Ты чего? — не выдержала я.
— А? — Стало ясно: последние десять минут Сашка меня не слушал, очень жаль, я ему только что призналась в любви.
— Чего ты хмуришься?
— “Ниссан”, — очень серьезно ответил он. — Сел нам на хвост у ресторана.
Я внимательно огляделась, но “Ниссан” не увидела,
— Где?
— Я сейчас сверну… Умный, сволочь. Хорошо ведет.
Сашка неожиданно юркнул в переулок, и я действительно смогла увидеть темный джип, поспешно свернувший за нами, потом он поотстал, и я вроде бы его потеряла, но пару раз все-таки смогла увидеть.
— Вот черт! — начал нервничать Сашка. — Ну ладно, ребятки. Машка, пристегнись, — скомандовал он.
Я пристегнулась, и тут началось такое… Должно быть. Багров когда-то выступал в цирке… В общем, от преследователей мы оторвались, а я, взглянув в зеркало, подивилась: цвет волос у меня не изменился, что было очень странно, я-то думала, что в одночасье поседела.
Сашка был очень собран, рта не раскрывал и почему-то напоминал мне Штирлица из бессмертного сериала. Я мысленно отругала себя: что за чушь в голову лезет, когда такое вокруг…
Мы благополучно добрались до дома, Сашка отогнал машину на стоянку и вскоре вернулся, все это время я исправно пялилась в окно кухни и клацала зубами. — Машка, мне придется ненадолго уйти, — заявил он. — Оставлять тебя одну очень не хочется, но с собой ведь не возьмешь, опасно… Думаю, тебе стоит навестить отца. Сейчас вызову такси.
— А ты? — вконец испугалась я.
— Машка…
— Я понимаю. Я не об этом. Когда ты вернешься?
— Уйду на несколько часов, а что?
— Тогда я тебя лучше буду ждать здесь. В случае чего — позвоню папе.