Отпуск с убийцей
Шрифт:
Тихий час, по видимости, кончился, и потому кругом царило оживление.
Птички громко щебетали, солнышко светило, и всем было очень хорошо.
И лужи совершенно высохли, так что любой, возникни у него желание, мог без труда по тропкам и аллеям двигаться куда угодно. Хоть к реке, хоть в темный лес.
На асфальтовой площадке у парадной лестницы опять толпились санаторцы и с восторгом наблюдали очередной куплетовский фокус из постоянного его репертуара.
Надо думать, закончи он сейчас свою волшебную программу и начни
Ну, до чего ж он быстро успокоился и снова взялся за свое, подумал Невский с легкой завистью. Как будто в этой жизни все ему до фонаря, ничто не задевает!.. И, главное, как быстро остальные позабыли прежние сомнения и страшненькие сплетни и с наивной благосклонностью восприняли массовика! По-прежнему для них он - душка-весельчак. А ведь вернулся-то - от силы три часа назад!..
Заслышав шум мотора, санаторцы обернулись, а Куплетов замер, как раз перед тем собираясь пустить любезную всем птичку высоко в небеса.
Невский открыл дверцу первым и, чуть ссутулившись, чтоб меньше привлекать к себе внимание, со скромным видом отошел в сторонку.
Выскочив следом за ним из машины, Птучка и Дергун мигом устремились к лестнице.
Санаторцы лишь разочарованно проводили их глазами.
Они уже собрались было подступиться к Невскому, дабы хоть он удовлетворил их бескорыстное святое любопытство, но и тот вдруг куда-то исчез.
И вот тогда, ни слова не произнеся и лишь озабоченно поцокав языком и сокрушенно покачав головой, Куплетов как-то по-птичьи всплеснул руками и по узкой боковой аллее помчался вслед за ним.
Глава 32
Незнакомца Невский увидел внезапно.
И, хотя не встречался с ним ни разу, понял моментально: это - Звязгин, санитар. Тот самый убийца!.. Ошибиться было невозможно. Слишком долго и мучительно готовился он к этой встрече, слишком многое копилось исподволь, чтоб в нужное мгновение сойтись, как в точке, на одном - на узнавании, расчетливо-холодном, неопровержимом, злом.
Звязгин был в ярко-оранжевой, практически такой же, что у Невского, просторной куртке нараспашку и в изрядно ветхих, вылинявших джинсах. Окладистая, черная с проседью, борода его была всклокочена. Зато стрижка была обыкновенная, короткая.
Как же свидетели не замечали?! Видели одно, а воспринимали - совсем другое... Да и он, Невский, тоже хорош - тогда, ночью, в вестибюле, обычную густую тень принял за буйную шевелюру...
У ног санитара, точно валун, омытый бесконечными дождями, лежал компактный, но туго набитый рюкзак.
Звязгин стоял вполоборота к лесу и, поминутно дергая обшлаг рубашки, нервно поглядывал на часы.
И вовсе он не похож на меня, мелькнула мысль. Разве что издали и при большом воображении. Но ведь купились - многие! И я хорош.
Тропинка в этом месте делала крутой поворот и, отгороженная от железнодорожных путей густым кустарником, начинала косо карабкаться на насыпь.
Невольно затаив дыхание, Невский зачем-то одернул на себе куртку.
Пальцы были влажные и совершенно ледяные. Нервы!..
Даже годы тренировок и умение владеть собой в критической фазе поединка не приучили Невского напрочь отрешаться от интенсивного осмысления происходящего, не приучили действовать на том уровне автоматизма, когда сознание и разные эмоции не просто отходят на задний план, а как бы гаснут окончательно.
Возможно, именно поэтому он так и не сумел постичь глубинных сущностей искусства боя, ограничившись лишь внешним проявлением недюжинного мастерства.
А оно, похоже, могло в эти минуты очень пригодиться.
Слева, со стороны города, донесся шум тормозящего тяжелого состава.
Лицо Звязгина исказила гримаса досады и смертельного разочарования.
Витиевато выругавшись, он резко наклонился, чтобы вскинуть на плечи рюкзак.
Значит, мой вариант - самый точный, и я угадал, с удовлетворением отметил Невский.
Он сделал еще один шаг по тропинке, и тут какая-то ветка громко хрустнула под его ногой.
Застыв в полусогнутом положении, беглец напряженно повернул голову.
На миг по лицу санитара едва скользнуло выражение радостного облегчения. Но тотчас глаза расширились, сверкнув недобрым, жестоким огнем, и рот оскалился в дикой улыбке.
— Куда же это вы намылились, любезный, а?
– непринужденно-насмешливо спросил Невский.
Звязгин крадучись, по-прежнему не разгибаясь, чуть-чуть отступил... Воздух со свистом вырывался из его легких.
Знакомый звук. Такой всегда бывает у курильщиков со стажем, привыкших исключительно к дрянному табаку. Возникает одышка, при резких движениях першит в горле. Хронический, мерзкий бронхит.
А может, он и вправду болен?
Мелькнула мысль: не хочет потасовки, надеется удрать по-хорошему. Действительно, зачем ему ввязываться в драку? Ему сейчас не это нужно. Но и по-хорошему не выйдет! Он что, не понимает?! Или он вооружен? Рассчитывает безнаказанно исчезнуть и на этот раз? Конечно, если у него в кармане револьвер, то дело осложняется.
— Я бы не советовал валять дурака, - предупредил Невский.
Теперь их разделяли только метры, и посередине, будто обозначенный барьер, лежал рюкзак.
Мишень из себя Невский представлял отличную - даже не целясь, трудно было промахнуться. А вот, в случае чего, броском преодолеть оставшиеся метры и разоружить преступника он мог и не успеть.
Нужно как-то выиграть время, билась в голове единственная мысль, не дать успеть подняться к поезду, отвлечь внимание, не допустить - тогда этому выродку конец: другого поезда сегодня больше нет - я знаю точно.