Отпусти меня
Шрифт:
Маша позволила себе крошечный выдох, мечтая лишь об одном — не шелохнуться. Не дать себя поймать.
Его взгляд светился неподдельной радостью, когда он поднял к ней лицо и нашёл широко распахнутые глаза. Он выпрямился, поднимая девушку за собой, и Маша молилась всем известным ей божествам, чтобы только её не подвели ватные ноги. Не хватало только распластаться у него перед носом.
— Моя упрямая Маша, — повторил доктор, продолжая улыбаться.
Потому что он для себя уже всё понял. И сделал свои выводы. Рыжая могла улыбаться, кому хотела. Всё равно ТАК она не смотрела ни на одного из своих идиотов.
А ещё Павлов ответил на свой собственный вопрос. Нашёл причину своего наваждения. Дело оказалось вовсе не в том, как вела себя девушка, и что она так упорно сопротивлялась ему. Нет. Прикоснувшись к ней, чувствуя, как лёгка дрожь пробегает по её телу, доктор всё понял. Дело было в ней самой. Она оказалась тем самым пинком под зад. Его наказанием, и одновременно наградой. Возможностью переиграть всё, исправить одну крохотную, но такую глупую ошибку.
Карма. Она оказалась действительно той еще сучкой.
*Добби — эльф-домовик из вселенной Гарри Поттера. Домовики — слуги волшебников, и не могут ослушаться хозяев
Глава четырнадцатая
Накидаться коктейлями и танцевать до утра со своей подругой? Сделано. Выдержать странную, пропитанную напряжением, негодованием и одновременно желанием сцену со своим бывшим в женском туалете? Сделано. Напиться так, чтобы утром не помнить этого, но чувствовать лёгкий стыд? Миссия провалена.
Так что на следующий день я материла себя, на чём свет стоял. Правда, всё больше мысленно и в перерывах между работой. Да, её никто не отменил, и даже девиз «среда — это маленькая пятница» не означал, что четверг стал субботой. Так что пришлось брать себя в руки, вытряхивать из кровати — и выпинывать за порог.
День пронёсся со скоростью звука — я даже напрячься не успела, как уже была свободна. Коллеги захотели продолжить предыдущий вечер, правда, с меньшим размахом, но я чувствовала, что второй посиделки могу просто не пережить. Поэтому, откланявшись, ушла домой. А после занялась единственным, что действительно могло меня отвлечь — готовкой.
Спустя почти час, когда по квартире уже вовсю гуляли прекрасные запахи мяса, специй и чеснока, в дверь позвонили. Я нахмурилась, потому что, как минимум, никого не ждала, а как максимум — ну, правда, не ждала же. Мама всегда заранее предупреждала о своих визитах — всё еще думала, что на самом деле я устраивала в квартире оргии и кокаиновые вечеринки. А с Каринкой я говорила не так давно и та жаловалась на лёгкую простуду дочери. В таком состоянии Близняшка Алину бы не оставила даже при угрозе ядерной войны. Что нам снаряды, когда у ребёнка из носа течёт, как из водопада?
Подойдя к входной двери, я заглянула в глазок — и малость опешила. Но спустя секунду смогла взять себя в руки и, нацепив на лицо маску спокойствия, открыла дверь, желая убедиться, что глаза меня не обманывали.
— Привет, — произнёс мой нежданный гость.
Я окинула стоящего за порогом мужчину внимательным взглядом, словно желая убедиться, что это был действительно он. Да, внешне был похож на Мишу. Правда, мой бывший никогда не мялся на пороге, словно боялся, что его отпинают. Хотя, вру, один раз такое было. В тот день, когда он привёз мне мои вещи и официально объявил, что нам больше не по пути.
Так, но мы вроде преодолели этот рубеж. Что же его так колбасило, словно он пришёл на казнь? И потом — сам ведь явился, без звонка, предупреждения — даже почтового голубя не прислал. Шантажом его заманили, что ли? Если да — то кого мне стоит за это «благодарить»?
— Здравствуй, — кивнула я, наконец, — Проходи, — пришлось добавить, когда до меня дошло, что док не делал ни единой попытки попасть в мою обитель.
Признаться честно, я тоже маленько нервничала. За всё время, что я жила в этой квартире, её посещали всего двое мужчин — Миша и мой отчим Сергей. Последний появился там только после того, как мы расстались. То есть, за два года никаких левых мужиков в моей обители не было. Даже Денис, который помогал мне с покупкой и оформлением бумаг, ни разу не увидел, с чем он, собственно, и помогал.
Я не знаю, почему так получилось. Хотя, подсознание шептало мне, что всё было в нежелании видеть здесь других. Каждый был не им. Не Мишей, который так сильно запал мне в душу и сердце. Пустить кого-то в свой дом было равносильно тому, чтобы снова позволить кому-то оказаться в опасной близости ко мне. Эмоциональной близости.
И, тем не менее, я с такой лёгкостью открыла двери ему. В очередной раз. В прошлый он тоже проник сюда легко, хоть и не сразу. Сперва Миша просто привез мне картошку фри с горчичным соусом и молочный коктейль. Привёз, поцеловал — и уехал, потому что был уставший после двенадцатичасовой смены и дома его ждал Хан. Затем — оказался в прихожей, потому что у меня было много сумок и он не позволил мне самой их заносить. А после, в один прекрасный день, я пригласила его на ужин. И с тех пор это стало уже привычным — готовить на двоих, ждать его после работы, и обязательно заворачивать ему порцию с собой. Такой и была наша жизнь — будни мы проводили у меня, выходные — у него.
Закрыв за странно молчаливым Мишей дверь, я будничным тоном спросила:
— Голодный?
— Не особо, — покачал головой мужчина.
Я пожала плечами:
— Как хочешь. Котлетки только пожарились, и овощи для салата есть. Могу быстренько всё нарубить.
— Почему ты всё это помнишь? — поинтересовался Павлов, разуваясь.
Я чуть подумала, а после снова повторила то коронное движение плечами:
— Это вроде как несложно. Ты был единственным, кому я готовила. И потом — ты тоже на память не жалуешься. Про картоху фри вон, не забыл, — припомнила я ему один из наших недавних разговоров.
— Есть такое, — признал Миша, — Вау, — выдохнул он, оказавшись в комнате, — Ты сделала перестановку.
Да, отрицать очевидное было бы глупо. Мы с Близняшкой переставили всё через неделю после того, как Миша ушёл. Потому что мне было мучительно больно находиться в этой комнате, видеть все те вещи и вспоминать, что вон в том углу, за столом я накрывала нам ужин, он сидел в том кресле, а после мы валялись на диване, который стоял вот в этой самой нише. И на этом же диване мы сидели, когда он говорил мне, что уходит, боясь даже поднять на меня глаза. Поменять мебель я не могла — всё же квартира была не моя. Да и дорого это было. А вот переставить всё — запросто.
Выкупив квартиру, от мебели я так и не избавилась. Хотя подумывала об этом. Но, повторюсь — это было недёшево.
— Мне нужны были перемены, — кивнула я, чуть подумав, — Ну, знаешь, кто-то стрижёт волосы, уходит в запой и прочее. А я — двигаю мебель и бью татуировки.
— Ты всегда отличалась от других, — с мягкой улыбкой заметил Миша.
Мне хотелось спросить у него «ты поэтому меня бросил?», но я удержалась. Вместо этого я наблюдала за тем, как Павлов осматривался в моём жилище. Оно сильно изменилось — это было глупо отрицать. И дело было даже не в мебели — новая появилась только в ванной и на кухне. Когда мы с доком познакомились — я только переехала. Квартира была практически безликой — так, пара моих мелочей, куча косметики, но в целом было пусто. Ни интернета, ни нормального кухонного гарнитура. Даже духовка — и та не работала.