Отравленная жизнь
Шрифт:
– Ну, поцелуемся?
Лариса подошла и почувствовала, как к ее щеке прикоснулись холодные сухие губы сестры. Она не поцеловала Вику в ответ. Лариса была слишком ошеломлена. Ей все еще казалось, что все это происходит не на самом деле, а будто во сне. Вика отстранилась и вгляделась в ее лицо:
– А ты не меняешься. Все такая же элегантная, свеженькая. Можно подумать, что у нас разница не два года, а лет десять. Невыгодно иметь такую моложавую сестру, как ты! – И она засмеялась – отрывисто, принужденно.
Лариса молча разглядывала ее. Насчет десяти лет разницы Вика преувеличила. Но она и в
– Что случилось? – тихо спросила Лариса. – Ты больна?
– Я выгляжу больной? – опять заулыбалась Вика. – Нет, все в порядке. Знаешь, я ведь вчера узнала твой голос по телефону. А ты так и не поняла, с кем говоришь?
Лариса тоже улыбнулась:
– Я просто не ожидала услышать тебя. Даже и не подумала, что этот голос похож на твой. Но погоди… Почему ты приехала на эту квартиру? Знаешь, как соскучились родители?
Вика покачала головой:
– Я сама соскучилась, но… Я ведь приехала на два дня, поэтому решила остановиться у вас. Родители страшно расстроились бы, что я приехала ненадолго и без детей. Вот я и подумала, что лучше им вообще ничего не знать о моем приезде. Тебе так не кажется? Мама сразу начнет плакать. А так… Лучше ничего ей не говори.
Но Ларису не убедило объяснение сестры. Она видела, что Вика смущена, что ей неприятны эти расспросы, но не могла оставить эту тему. Чем больше она вдумывалась в ситуацию, тем яснее становилось – Вика лжет. Прежде всего, Вика терпеть не могла Дениса с тех самых пор, как Лариса вышла за него замуж, она этого и не скрывала. Для того чтобы остановиться у них в квартире, Вике нужен был очень веский повод. А потом – ведь у нее была собственная квартира. Правда, они с Романом, уезжая в Германию, пустили туда жильцов. Но в августе, после того как подскочил курс доллара, жильцы отказались от квартиры – подыскали себе маленькую, подешевле. Родители пытались найти других жильцов, но в настоящее время квартира пустовала. Обо всем этом Вика не могла не знать. Если она сама писала редко, то мать каждые две-три недели отправляла в Кельн по письму.
– Почему же ты не поехала к себе? – Лариса расстегнула шубку и повесила ее в шкаф. Мимоходом она заметила, что там появились Викины вещи – брюки, юбки, свитера… Сестра предпочитала спортивный стиль. «Значит, она и в самом деле обосновалась тут! – Лариса не верила своим глазам. – Наверное, спит здесь, а Денис – в кабинете… Господи, что тут происходит?!»
Вика тем временем обстоятельно рассказывала, что хотела остановиться в собственной квартире, но там совсем не топят, и это в такие-то холода! Конечно, ей пришлось искать другой вариант. Гостиница?
Это дорого, Роман вовсе не зарабатывает золотых гор. Родители? Только расстроятся.
– И я подумала о вас, – закончила она свои объяснения.
Лариса обернулась:
– Про какие холода ты говоришь? Уже три дня оттепель. Когда ты приехала?
Вика запнулась, и глаза у нее стали злые. Лариса смотрела в них и будто возвращалась в прошлое. Сестра смотрела так всегда, если кому-то удавалось уличить ее во лжи. А уж Лариса прекрасно знала этот взгляд.
– Когда ты приехала? – настойчиво повторила она. – Вчера? Раньше? А когда уедешь? Вика, в чем дело? По-моему, ты что-то крутишь.
Та резко выдохнула воздух и села на постель:
– Никто не умеет так доставать, как ты. Ну, хорошо, тут у вас оттепель. А квартира стоит нетопленая всю осень. Там дикий холод, обогревателя нет. Я не могу рисковать здоровьем, ненавижу ездить простуженная. Все? Достаточно?
– Вполне, – ответила Лариса. – Для полной ясности покажи мне свой загранпаспорт и билет на самолет.
– Это еще зачем? Ты заделалась милиционером?
– Покажи паспорт и билет, – повторила Лариса.
– Пошла ты! – Вика процедила эти слова, но было видно, что ей хочется раскричаться. – Не зря Денис сказал, что ты стала стервой! С тобой невозможно общаться! Я тебя два года не видела, а ты только и можешь сказать, чтобы я показала паспорт?! Не узнаешь меня, что ли?
– Не узнаю, – коротко ответила Лариса и вышла из комнаты.
Голова у нее шла кругом. Она прошла по всем комнатам, заглянула во все углы. В кабинете на диване лежала сложенная постель. Значит, Денис спал здесь. На кухне в раковине и на столах громоздились горы немытой посуды. Лариса вспомнила о домработнице. Она видела ее позавчера. Конечно, Светлана могла быть всей душой предана хозяину, могла презирать и ненавидеть хозяйку… Но умолчать о том, что в доме поселилась другая женщина, – на это Светлана была не способна. Да и не верила Лариса в ее горячую неприязнь. «Значит, Вика могла приехать сюда вчера… А судя по грязной посуде, Светлана не появлялась дня два. Неужели он ее рассчитал? Или просто запретил приходить, чтобы она не увидела Вику? Конечно, Денис не будет ничего за собой мыть. А Вика? Она могла бы… Да что это я о посуде?»
Лариса открыла сумку, полезла за сигаретами.
Ее рука нащупала маленький целлофановый сверточек. Купальник! Она вынула его и осмотрела. Да, это была кровь, наполовину отмытая – пятна побледнели, но края оставались по-прежнему четкими и коричневыми. По пятнам шел разрез. Лариса видела теперь, что купальник не разорван, а именно разрезан сбоку, возле шнурка. Разорвать такую ткань очень трудно, и разрыв, во всяком случае, не был бы таким длинным и ровным. «Я должна показать ей купальник и спросить… – Лариса прислушалась к звукам в спальне, ей показалось, что там что-то стукнуло. – Это, в конце концов, удача, что я могу спросить се саму. Денис бы соврал, мать ничего не знает, никто ничего не знает, но Вика должна знать!» И в то же время Лариса понимала, что расспрашивать сестру ей совсем не хочется.
В спальне снова послышался какой-то стук. Лариса насторожилась. Она прошла туда и увидела, что Вика вынимает из шкафа свои веши и бросает их в дорожную сумку. Пустые вешалки качались и с грохотом падали на дно шкафа.
– Ты что же, решила уехать в гостиницу? – Лариса остановилась посреди комнаты. – Это из-за меня? Я не возражаю, живи здесь.
– Ты разрешила? – Вика на миг подняла на нее глаза. – Спасибо. Это, конечно, очень приятно. Значит, какие-то родственные чувства в тебе еще живы. Но сегодня вечером я улетаю.