Отражение нимфы
Шрифт:
– Вы пишете с натуры? – поинтересовался Анисим Витальевич.
– В основном моя натура – это мое воображение, – усмехнулся художник. – В нем я черпаю и сюжеты, и образы. Большинство работ написаны мною в этой мастерской, в полутьме, под завывания вьюг и шум дождей. Солнечная Италия еще притягательнее, когда смотришь на нее, находясь в этом затерянном уголке мира, в старом, скрипучем деревянном доме… она оживает на холстах с невиданной страстью!
Савва Рогожин внезапно осекся, словно устыдившись своего порыва, ушел в себя.
Время
– О чем задумался, детина? – громко произнёс Шумский на ухо Анисиму Витальевичу, застывшему у эскиза фрески «Ныряльщики». – Никак, они тебя околдовали, эти этруски? Они были мастера на всякие магические штучки. Гляди, как бы худа не вышло. Я в детстве рассказ читал… не помню чей – «Этрусская ваза» называется. Страшный рассказ! Я потом несколько ночей не спал, боялся.
– Хватит нагнетать, Федя! – рассердился Чернов. – Ты лучше Рогожина ищи.
– Где ж я его найду? Он, говорят, выпить не промах и по бабам… Загулы у него случаются время от времени. Найдется!
– А если нет? Через два дня вернисаж.
– Разве в условия заказчика входит непременное присутствие на выставке автора?
– Нет, но это само собой разумеется.
– Тогда надо частного детектива нанимать, – вздохнул Шумский. – Одному мне не справиться. Каждая работа профессионального подхода требует. Тем более денег у нас на счету еще навалом.
– А фуршет?
– Там на пять банкетов хватит, – успокоил Чернова Федор Ипполитыч. – Не то что на фуршет. Кстати, долго свято место пустовать будет?
Шумский показал на приготовленную для «Нимфы» часть стены, оригинально подсвеченную с трех сторон.
– Перед самым открытием повесим, – жестко сказал хозяин «Галереи». – Так спокойнее.
– Мудришь ты, Анисим. Ведь это, чай, не «Джоконда»! Всего-то – неизвестная картина неизвестного художника. Кто на нее позарится?
Глава 3
После двух недель, проведенных в Крыму, Всеслав Смирнов разленился. Он вновь привыкал к шумной, суетливой Москве и не собирался сразу приступать к работе. Звонок Данилина оказался некстати. Заниматься поисками сбежавшей девицы так не хотелось, что сыщик всячески откладывал это дело.
Смирнов и Ева – женщина, на которой он собирался жениться, – неделя как вернулись из Коктебеля. Прозрачный горный воздух, запах южных растений, фрукты и море очаровали Еву. Она часами бродила по обрывистому берегу, собирала камешки и раковины, яркие крымские цветы, наслаждалась шумом прибоя, криками чаек… Уезжать не хотелось.
В самолете Ева положила голову Славке на плечо и заснула.
– Древние греки почитали эту богиню как покровительницу земледелия и плодородия, – шептала она Славке на ухо, крепко держа его под руку. – Деметра – сестра самого Зевса! И мать Персефоны…
– А кто такая Персефона? – без интереса спросил он.
Глаза Евы стали большими и темными.
– Супруга Аида… повелителя царства мертвых, – наклонившись, прошептала она.
– Вот о мертвых лучше не поминать всуе, – суеверно вздохнул Смирнов. – А тем более о царстве Аида, мрачного и грозного подземного владыки. И как эта… Персефона жила там с ним?
– Привыкла, – серьезно ответила Ева. – Куда ей было деваться? Страшный Аид увидел Персефону, влюбился в нее и похитил красавицу. Боги тоже не чужды страстей человеческих. Ты веришь в то, что все мифические персонажи на самом деле существовали когда-то? И что есть Олимп… где-то в другом измерении?
– Не знаю, – Всеслав улыбнулся. – Может быть.
Город Керчь был пыльным, жарким и мало чем напоминал античный Пантикапей. Вдоль дорог тянулись сплошной стеной беленые каменные заборы, над которыми простирали пышные ветви старые ореховые деревья, под ногами валялась раздавленная, горько пахнущая кожура орехов и желтеющая от зноя листва. Смирнов ощутил легкую тревогу. Некстати Ева затеяла этот разговор о царстве Аида!
– Тьфу-тьфу! – на всякий случай сплюнул он. – Прочь, смерть и тлен! Да здравствует жизнь!
– Что с тобой? – удивилась Ева.
– Да так, ничего…
Стояло безветрие. Море лежало внизу – синее, масляно-стеклянное. Вдали виднелись рыбацкие шаланды, по горизонту в желтоватом мареве призраком проплывало пассажирское судно. Каменистые берега заросли пожухлой травой, полынью. В кустах жужжали насекомые…
– Пристегните ремни, – мелодичным голосом сказала загорелая стюардесса. – Наш самолет идет на посадку.
И Ева проснулась.
Москва встретила нависшими серыми тучами, моросящим дождем, сутолокой, шумом, несущимися по шоссе автомобилями. Крым с его теплыми звездными ночами, сухим ветром, кипарисами, дынями и сладким крупным виноградом остался далеко, за степями и лесами, за сизыми, полными влаги клубами туч.
И сразу начались звонки. Еву разыскивали две женщины, которые собирались замуж в Испанию и хотели подучить язык.
– Все, отдыху конец, – с кислой миной сообщила она Всеславу за ужином. – Пора приниматься за работу. И зачем только я стала преподавателем? Раньше мне это нравилось, но сейчас… О боже!
– У тебя есть шанс переквалифицироваться, – улыбнулся он. – Будешь помогать мне разыскивать влюбленных девчонок, пустившихся в бега с бестолковыми студентами. Если бы не Леха… Ладно, старым друзьям не отказывают. У тебя завтра есть уроки испанского?