Отражение тайны
Шрифт:
– Уходим, капитан! – ловец перевязал талию шкипера веревкой, распахнул окно каюты и с ужасом увидел, как приближается поверхность моря. Из того, что говорил шкипер, он не понял ровно ничего.
Море подступало, стало видно, как помощник Вейвул отвел сейнер от обреченного корабля. И теперь, распластавшись на поверхности моря, цепляясь за раскиданные во все стороны штормтрапы, к сейнеру ползут матросы и ловцы.
– Вот оно как… Дневник капитана. На языке Полосатых островов, – шкипер нашел следующее сокровище и раскрыл его наугад. – Двадцать седьмой день пути. Течение ускоряется, ветер стих. На море штиль. Есть опасность, что мы совершенно собьемся с курса…
Ловец, обвязав вокруг себя другой конец веревки, выполз из иллюминатора на снег и тоже пополз. Оседание корабля замедлилось,
– Шкипер остался в каюте! Я не могу его вытащить!
Умничка Вейвул, недаром Папаша Ло каждый раз брал его помощником, подвел снежный сейнер впритирку к борту корабля и принялся звать шкипера. Но ответа не было. Шкипер читал.
– День сороковой. Оправдываются самые худшие опасения. Корабль несёт к Великому Водопаду. По моим подсчётам, осталось всего два-три дня, чтобы исправить ситуацию. Я приказал спустить шлюпки и тащить корабль на мускульной тяге, но течение уже набрало силу…
Команда сейнера собрала веревки и канаты. Помощник порывался кинуться через иллюминатор в каюту корабля-пришельца, но Боно его удержал. Потому что успел увидеть блеск в глазах шкипера, когда тот читал записи о другой стороне мира.
– Не поможет. Будем надеяться, что нам хватит длины веревки вытащить Папашу Ло.
– Но отчего вы просто не захватили с собой все эти книги?
– Потому что книги захватили нашего шкипера. Сейчас он пьянее всех пьяных и не управляет собой. А ещё те книги просто невозможно вытащить. И знаешь, Вейвул, я понимаю нашего старика. Потому что там…
– Что там? Что? Он погибнет!
– Значит, там есть то, ради чего можно погибнуть.
Корабль ещё на полметра ушел в море, и снег наполовину закрыл иллюминатор.
– Взялись! – скомандовал помощник. – Разом! Разом! Разом!
Но шкипер этого не слышал, он читал и читал, даже не понимая, что его только что протащило сквозь снег, и отломки деревянной рамы впились в широкие плечи, что он оказался снаружи каюты, а корабль вместе со всеми тайнами навсегда исчез с поверхности.
Единственное, что он смог прихватить с собой, – свиток с рисунками чужого мира. И горсть вырванных косо листов из капитанского дневника. Вот только ему всё равно никто не поверил. И прочие капитаны долго смеялись над историями про сдвинутые скорлупки мира, про мир, где в морях вместо снега вода. Про мир, который находится по ту сторону Снега. Мало ли, чего только не выдумает старый моряк, ушедший на покой.
Только дети верили Папаше Ло, когда собирались поиграть на снежной поляне перед его домиком. Ведь старик научил их делать смешного снежного человечка с метлой в руке и глазами-пуговицами. А сам в это время сидел у камина, укрыв пледом колени, рассматривая тот большой корабль на картине, что мчался по лазурному морю. И даже не понимал, отчего же вдруг по щекам его нет-нет, да и катилась старческая скупая слеза. Ведь это тяжко – быть единственным, кто знает, как устроен мир.
Дети играли. Им было весело. И ещё они мечтали.
– Когда я вырасту, стану капитаном! И поплыву далеко-далеко!
– А я поплыву ещё дальше!
– А я дальше дальшего!
– А я до Края Мира!
А потом старик услышал волшебную фразу.
– А я поплыву за Край! В другой мир, по ту сторону Снега!
И слёзы его исчезли.
Дьявол в деталях
(из записок старого механического филина,
Я всегда говорил Морту, что его фамилия несколько претенциозна, особенно учитывая то, чем он сейчас занимается, и тем более учитывая то, чем он занимался раньше, и предлагал сменить ее на что-то более простое, пусть даже и столь же звучное, но менее тематическое. Он задумывался, а потом вяло отвечал, что привык к ней. Или что это не мое дело. Или что если я придумаю хороший вариант – он его рассмотрит.
В результате я приходил к выводу, что Рюген Морт просто не хочет ее менять, только не знает почему.
Люди такие сентиментальные, ей-богу. Даже мертвые.
Дворецкий смерил нас взглядом, в котором смешивались презрение, удивление, любопытство и испуг.
Ну, собственно, как обычно. В таких домах, огромных, дорогих, роскошных и до невозможности пафосных, нас всегда встречали эмоциональным коктейлем именно с такими ингредиентами. Подносили на блюдечке из пренебрежительного фырканья и сдавленного ужаса. Все понятно, все логично, все объяснимо.
Презрение – дворецкие облачаются в него как во вторую ливрею, когда видят кого-то, кто по статусу ниже их хозяев. Чуть приперчивается пренебрежительным фырканьем и вялым цежением слов сквозь зубы. Удивление идет довеском; как правило, в таких домах ожидают офицеров высокого ранга, а никак не шелупонь вроде нас. Любопытство приходит долей секунды позже. О да, мы весьма колоритная парочка, механический филин и зомби на паровой тяге! А испуг, который сменяется ужасом… Ну а кто не испытывает пусть даже и иррациональный испуг при виде сыщика, расследующего убийство, по которому ты вполне можешь проходить подозреваемым?
– Мне предложили вести это дело, – сухо сказал Рюген, пытаясь пройти. Меха негромко шипели у него в глубине грудной клетки, полторы секунды через две.
– Я звонил полковнику Лоуренсу, – так же сухо ответил дворецкий, заблокировав своим телом проход. Отодвинуть в сторону тщедушного старика-дело пары секунд, особенно для такого хорошо скроенного существа, как Морт, но мы же все-таки в приличном районе, нужно соответствовать обстановке.
– Я старый друг полковника Лоуренса, точнее, он мой старый друг, и поэтому он предложил вести дело мне, – эту фразу Рюген заучил наизусть еще месяц назад. Нет, все в ней было правдой. Практически правдой. Около-правдой. Да, действительно старый друг. Да, предложил вести, но не только это, а и вообще все подобные дела. Полковник с возрастом обленился и обзавелся поистине бронебойным спокойствием, так что ему было гораздо комфортнее выслушивать жалобы высокопоставленных потерпевших о том, что у них по дому «шастает какое-то быдло, почему нет нормальных офицеров?», нежели самому ковыряться в крови и кишках. А ведь нас отправляли исключительно на кровь и кишки. Я же говорил тогда Морту, что нужно было просто прихлопнуть того худосочного врачишку, что ковырялся в проститутке в подворотне Уайтчепела. Ну убил и убил, ну распотрошил и распотрошил, мало ли людей с чересчур утонченным вкусом, нужно было его придушить и прикопать где-нибудь там же в помойной яме. Хватились бы только через пару недель, а учитывая, что в тот сентябрь погоды стояли холодные, так по запаху нашли бы лишь к весне. Но нет, нашему бравому зомби нужно было сделать все по правилам. Притащить в полицейский участок и допросить по всей строгости закона. Что-то, когда он был охотником за головами, подобная щепетильность его не очень волновала, где догонял, там и разбирался, на месте. Нет, что ни говори, а смерть очень меняет людей. Ну, вот и притащил он этого докторишку в участок, а тот как стал бить себя в грудь, сыпать всякими именами высокопоставленными да орать, что он, мол, Потрошитель и чистит город от всякой швали. Правда, порешить успел только одну проститутку, но если бы его не поймали… И пошел расписывать в красках. Знатно, видимо, двинулся на своей работе. Затем к участку подъехала карета с королевскими львами, и больше этого доктора никто никогда не видел. А нас с тех пор и стали отправлять на дела попроблемнее да погрязнее. Так что неудивительно, что, когда в трубку телефона проорали: «Кровь, везде кровь! Мертв! Аааа!» – по адресу сразу же отправили нас.
Конец ознакомительного фрагмента.