Отражение Ворона
Шрифт:
С Жилем они познакомились в ту бешеную для нее ночь, когда, заметая следы, она, словно зайчик, петляла по альпийским дорогам…
Смекалка и везение выручили ее и в тот раз. Повезло, что у выдающегося белого «феррари» Юсуфа бензина хватило только до первой загородной заправки. Сделав жалостное лицо, Нюта тогда заныла, что умирает, так хочет пи-пи. Аслан, вот уж истинный джентльмен, оскалил зубы и предложил проводить даму до туалета. Крепко придерживая за локоток, вывел из машины. И тут, снова на Нютино счастье, к стоянке вырулила банда живописных рокеров на сверкающих черных «харлеях».
Нюта вырвалась от Аслана и бросилась наперерез:
– Ребята, спасите, меня похитил безумный араб!
Рокеры переглянулись, заценили внешность девчонки, приняли во внимание тот факт, что устремившийся за ней рослый черноволосый парень и впрямь смахивает на араба, схватились за гаечные ключи.
– Ну, сука, твое счастье, что ствол в машине остался… – прошипел, отступая, Аслан. – Ничего, я тебя еще достану!..
Часа через три ей удалось потихоньку выскользнуть из круглосуточного кафе, где ее спасители надирались пивом, и хайкнуть длинную фуру, направляющуюся с грузом в город Монтре…
И вот каждая минута набегающего теперь под серый капот серого асфальта наматывала как минимум два с половиной километра расстояния, и с каждой минутой Асуров, Аслан и вся швейцарская эпопея оставались все дальше и дальше позади.
А что впереди?
Они ведь ехали к родителям Жиля.
Ах, как это серьезно! Молодой человек еще и неделю не знаком с девушкой, а уже хочет познакомить ее со своими па и ма.
Три дня назад, когда Жиль предложил ей поехать с ним в Бельгию к его родителям, Анюта автоматически, подчиняясь какой-то внутренней идеомоторике, переспросила: а удобно ли это?
И тут же все поняла.
Что вполне удобно, и более того – что так вообще надо!
Они остановились возле небольшой «оберж», выполненной в стиле освоения американцами Дикого Запада, где бармен, он же хозяин заведения, носил широкополый стетсон и где из джук-бокса слабо слышались скрипочка и банджо…
Яичницу «ранчо», бифштекс, кофе и абрикосовое желе…
Все вкусно и обильно. И Жиль, ловко орудуя приборами, аппетитно лопает свой бифштекс.
– А у моих тебя обязательно накормят уткой, – сказал Жиль. – Можешь уже внутренне к этому готовиться, утка у моих – это коронный номер.
Нюта ничего не ответила. Она только слабо улыбнулась, маленькой десертной ложечкой ковыряя абрикосовое желе.
– А у твоих родаков, у них какое коронное? – спросил Жиль.
Нюта спокойно отправила в ротик очередную порцию абрикосового желе.
– У моих родаков коронное – это селедка и водка.
– Они что, в Исландии живут? – спросил Жиль. – А ты говорила, что твои родители живут в Америке, в Калифорнии, и что…
– Ладно, все, что говорила, все правда! – Анюта прервала своего визави, положив свою ладонь на его руку.
– А еще будет домашний бал, – Жиль вернулся к первоначальной теме, – у меня в нашем городке тьма родственников, и предки непременно должны расхвастаться, что сынок получил свой БАК.
– Бак? – переспросила Нюта.
– Диплом бакалавра, а чтобы магистра получить, надо учиться еще два года.
– Тогда на балу тоже будет утка? Или целая стая уток? – лукаво спросила Анюта.
– Обычно, по хорошей погоде, у нас в деревне устраивают пикник с жареным теленком…
– Целым теленком? – Нюта изумленно подняла брови.
– Ты не представляешь, сколько будет гостей, одного теленка еще может и не хватить…
И снова серый разлинованный на ровные полосы асфальт набегает под капот.
Нюта курила и думала…
Хорошо, что Жиль такой молчун. Это как встарь в той средневековой Европе муж и жена где-нибудь на хуторе, они целыми днями, а может, и неделями не говорили друг другу ни слова.
А о чем говорить?
Слова… Что слова?
Сотрясенный ветер!
И Нюточка, благодарная Жилю за его молчание, вспоминала теперь боевые события прошлой недели.
Упорядочивала их в своей очаровательной головке.
И что?
Да ничего…
Серый асфальт набегал под капот. Жиль вежливо молчал. Они уже сказали друг ругу все слова на десять лет вперед.
Европейская парочка…
Из-за склона аккуратненького холма, на котором среди овечек, казалось, так и должен был бы по идее сидеть тот самый «fool on the hill» из песни Маккартни, уже виднелись красные черепичные крыши очередного аккуратненького, как и все здесь, городка.
Франкеншамп.
Франкийские поля или поля франков.
Когда-то так и было.
А теперь здесь живут валлонцы… От франков одно название осталось.
Мелькнули указатели: «автодром Спа – пятнадцать километров, музей Дегреля – десять километров».
– А кто такой Дегрель? – спросила Нюта.
– Валлонский рексист, отец идеи последнего крестового похода европейцев на Восток, – не раздумывая, ответил отличник Жиль. – Гитлер сказал про него, что кабы у него был сын, он желал бы, чтобы сын был непременно похож на Дегреля.
– И вы тут такому человеку музей открыли? – хмыкнула Нюта.
– История не делит людей прошлого на хороших и плохих, история преподносит факты. Вот Наполеон, он был хороший? Он три четверти генофонда Франции в походах загубил, и в результате все проиграл, а французы теперь поклоняются его могиле во Дворце инвалидов… – сказал Жиль, не отрывая взгляда от дороги.
– Поэтому твоя история и не годится в науки, как Шпенглер в «Закате Европы» записал, сам историк, между прочим, что если бы была история наукой, дала бы людям обобщенные выводы из миллионов накопленных фактов, а так… Одна хронология, да и только! – усмехнулась Нюта блеску собственной эрудиции. – А французы оттого в Инвалид с цветами приходят, что был для них миг славы, когда была Франция супердержавой, чем-то вроде современной Америки, один миг, а приятно вспомнить…