Отражения
Шрифт:
Деньги, отложенные за первые три месяца в Нью-Йорке на черных, как будни, работах, без выходных, именно на прорыв, зацепиться там, где надо, подходили к концу. А ничего не получалось.
Правда, в некоторых местах давали новые телефоны и советовали сходить и туда, но их становилось все меньше. Конечно, можно было без проблем обратиться за пособием или даже пойти учиться, скажем, на компьютерщика. Такие бесплатные официальные полугодовые курсы были на поверхности и даже пособие, именуемое в Штатах «велфером», давало возможность жить и платить за тот же угол.
Но я
А вот с государственным пособием-минималкой, на жизнь, свое «я» действительно можно оставить только для таких же. На многоголосный распив, пустые прожекты и дешевую закуску. Но не больше.
Я уже почти отчаялся и стал внутренне готовить себя к новым поискам уже любой работы, чтобы опять продержаться и отложить деньги на новый рывок, учитывая нынешний, как вдруг в Русском институте Колумбийского университета, занимающимся изучением Советского Союза, его моложавый директор, коллега, работавший ранее в Москве, неожиданно сказал:
— К сожалению, пока нет мест ни в библиотеке, ни на подхвате, но попробуйте спросить у Франка Миллера, на факультете славистики. Он профессор, очень солидный специалист по России, можете сослаться на меня. И все-таки, зря вы ищете именно работу, с учебой мы бы вам помогли…
Через день, созвонившись и тиская голую стенку за десять минут до оговоренной встречи, я стоял в темном коридоре офисных помещений Колумбийского университета и ждал профессора. Поехал уже просто так — для очистки совести. Последний раз перед тем, как запрягаться, по кругу, заново. Это была не журналистика, не редакция, не правозащитная организация или соответствующий гуманитарный институт.
Славистика, что мне там делать? И зачем? Неожиданно, издалека показалась худощавая фигура, завернутая в тесное пальто. Без шапки, несмотря на промозглый морозный день. Ближе я разглядел типичного «арийца», голубоглазого, подтянутого, с прямыми русыми волосами, стриженными под бойскаутов или спортивных мальчишек тридцатых-сороковых годов.
Он был очень странный, потому что кутался в… советскую солдатскую шинель без погон. Именно солдатскую. Правда в ботинках, а не в сапогах.
— Вы ко мне? — спросил он, открывая дверь в кабинет своим ключом.
— К профессору Миллеру, — промычал я, посторонясь.
— Значит, ко мне, — и он стряхнул снег с плеч. Там, где когда-то были никому не нужные погоны.
Минут пятнадцать он спрашивал и смотрел резюме, а затем неожиданно сказал:
— На факультете свободной работы нет, но скоро я еду преподавать в, пожалуй, самый престижный американский языковой колледж, на все лето. По моему, там нужен был заместитель декана факультета русского языка. Давайте проверим.
— Я? — мне стало жарко от недомыслия. Но он уже набирал какой-то номер:
— Дэвид, у меня симпатичный парень, журналист, только недавно из России. Ты уже нашел заместителя? Нет, но сам обязательно
— Франк, — лихорадочно зашептал я у него над плечом. — У меня перед выездом забрали диплом об окончании университета. Какой деканат?
Я почему-то вспомнил, что забрали даже автомобильные права, чтоб помучался и потратился, получая новые. Но промолчал.
— Да кому он нужен, этот диплом? — отмахнулся профессор — У меня, что глаз нет? Бери трубку, договаривайся. О транспорте не думай. Вместе поедем, на моей машине, а то мне скучно в дальней дороге…
Уже много позже мне попалась американская поговорка, высказанная кем-то из местных, великих — Пытайся. И еще раз — пытайся. Если не получается, снова пытайся. И снова. Если все равно не получается, бросай это дело, не будь дураком. Ищи другое.
И за это я больше всего уважаю Америку. Она благосклонна к тем, кто хочет и действительно делает.
Главное — жить.
Потому что жизнь — это и есть попытка.
«Куба — си», но… (Куба)
«Наши власти похожи на светофор, — говорят кубинцы. — Сначала они ориентировались на красный свет, то есть на Москву. Потом на желтый — на Китай. А сейчас на зеленый — на американский доллар.»
Рассказывают, что прежде, когда самолет садился в Гаване, пассажиры вставали и хлопали, выражая бурный восторг по возвращению на Родину. А в холле аэропорта, при прохождении паспортного контроля, их встречал голос, поздравляющий через динамик с прибытием на «свободную территорию Америки». Так, говорят, было.
Несмотря на особый режим, в котором живет остров, кубинские пограничники работают четко и профессионально. Как и таможенники. А говоря проще, не устраивают ни допросов, ни вымогательств, плохо замаскированные под бдительность. Здесь гостям рады.
И дело даже не в пляжах Варадеро или достопримечательностях тропического острова. Этим в мире никого не удивишь, Куба делает деньги прежде всего на коммунистической идее. А это уже интересно.
В итоге здравицы и отели, которыми раньше пользовались простые кубинцы, отданы под лизинг, аренду и просто — под отдых иностранцам. Значительная часть туристов, приезжает сюда не столько, чтобы отдохнуть на море, сколько посмотреть, как они думают, чуть ли не последний заповедник коммунизма, оставляя казне сотни миллионов долларов ежегодно. Именно для них — кубинский ром, гаванские сигары и роскошные пляжи. И значки с портретами Че Гевары за доллары. Коммунизм — это рентабельный бизнес. Вот, если бы еще, не простые кубинцы…
— У нас сегодня три вида жителей, — пояснил мне молодой юрист с зарплатой «стыдно сказать вслух». — Это, прежде всего иностранцы, затем номенклатура и наконец — кубинцы. И у каждого своя Куба.
Чтобы выжить, юрист вынужден искать левые источники даже не доходов, а еды. Он, в частности, оформляет фальшивые приглашения в гости для тех, кто хочет выехать из страны, а по дороге соскочить как «беженец». Такая услуга стоит несколько сот долларов. Настоящее приглашение из стран бывшего Союза обходится еще дороже.