Отраженная в тебе
Шрифт:
— Ева, — едва выдохнула она. — Какая неожиданность.
— Прошу прощения, что нагрянула без приглашения. Но я ненадолго, у меня просто возникло несколько вопросов.
— О? — Она придерживала дверь полузакрытой и стояла, прислонившись к косяку.
— Можно войти? — натянуто спросила я.
— Э… — Она машинально оглянулась. — Лучше бы не надо.
— Меня совершенно не волнует, кто там еще, и я обещаю, что мой визит не затянется больше чем на минуту.
— Ева… — Она облизала губы. — Как бы это лучше сказать…
Руки мои тряслись, желудок превратился в дрожащую массу, перед мысленным взором возник образ Гидеона, голого, негодующего из-за того, что его бывшая любовница, завалившись нежданно-негаданно, прервала их утренний секс. Уж мне ли было не знать, как он любит секс по утрам. Но с другой стороны, я вообще его хорошо знала. Достаточно хорошо, чтобы сказать:
— Коринн, кончай выделываться.
Ее глаза расширились.
Мой рот насмешливо скривился.
— Гидеон влюблен в меня. А ты ему на хрен не нужна.
Оправилась она фактически мгновенно:
— Ты ему тоже на хрен не нужна. Во всяком случае, судя по тому, что все свое свободное время он проводит со мной.
Прекрасно. Поговорим в коридоре.
— Я его знаю. Может быть, не всегда понимаю, но это уже другая история. Я знаю, что он заранее честно предупредил тебя, что вы с ним ни к чему не придете, потому что он не хочет тебя обманывать. Один раз ты уже пострадала, и повторения он не желает.
— Все это просто занимательно. А он знает, что ты здесь?
— Нет, но ты ему непременно расскажешь. И это хорошо. Мне же просто хочется выяснить, что ты делала в Кроссфайре, когда вывалилась оттуда в таком виде, словно тебя только что поимели, — вот как сейчас?
Ее улыбка была как лезвие бритвы.
— А как ты думаешь, что я там делала?
— Во всяком случае, ты не трахалась с Гидеоном, — решительно заявила я, хотя внутренне молилась о том, чтобы не выставить себя в результате полнейшей идиоткой. — Ты увидела меня, так ведь? Из холла хорошо видно улицу, и ты заметила, что я подхожу к зданию. На банкете в «Уолдорфе» Гидеон рассказал тебе, что я по натуре ревнива. Интересно, ты правда перепихнулась там с кем-то другим? Или просто привела себя в беспорядок, перед тем как выйти наружу, чтобы позлить меня?
Ответ я увидела на ее лице. Он промелькнул стремительно, как молния, но я успела заметить.
— Оба эти предположения абсурдны, — заявила она.
Я кивнула, смакуя свое глубочайшее облегчение и удовлетворение.
— Послушай. Ты никогда не получишь его в том смысле, в каком того желаешь. И мне хорошо известно, как это больно. Сама прожила с этим последние две недели. Мне жаль тебя, искренне жаль.
— Да пошла ты вместе со своим сочувствием! — выругалась она. — Прибереги их для себя. Потому что время он проводит со мной.
— И это, Коринн, дает тебе возможность помочь ему. Если ты вообще обращаешь на это внимание, то должна знать, как он страдает. Будь ему другом. — Я повернулась, направляясь к лифту, и уже через плечо бросила: — Желаю приятно провести день.
Она захлопнула дверь.
Вернувшись в «бентли», я велела Энгусу отвезти меня к доктору Терренсу Лукасу. Выслушав меня, он помедлил и, перед тем как закрыть дверь, предостерег:
— Ева, Гидеон будет страшно рассержен.
Я кивнула, понимая предостережение:
— С этим я разберусь, когда придет время.
Дом, где располагалась частная клиника, выглядел непритязательно, но внутренние помещения были привлекательны и уютны. Комната ожидания была отделана панелями из темного дерева и украшена множеством изображений младенцев и детей. На столах и полках лежали журналы для родителей, а предназначенная для детей игровая зона была чистой и находилась под наблюдением.
Я отметилась в регистратуре и села, но почти сразу же меня вызвали. Медсестра провела меня не в смотровую, а в кабинет доктора Лукаса. При моем появлении он встал и быстро обогнул стол.
— Ева, — подал он мне руку. — Вы могли бы и не договариваться о приеме.
Я изобразила улыбку:
— Не знала, как еще до вас добраться.
— Прошу садиться.
Я села, а вот он остался стоять, прислонясь к письменному столу и взявшись обеими руками за его край. Это была оборонительная позиция, и мне оставалось лишь гадать, почему он счел нужным занять ее по отношению ко мне.
— Чем могу быть полезен? — поинтересовался доктор Лукас.
Держался он спокойно, уверенно, на лице широкая, открытая улыбка. Было очевидно, что внешность и манеры врача внушат молодым мамам уверенность в его познаниях и умениях.
— Гидеон Кросс был вашим пациентом, так ведь?
Его лицо мгновенно замкнулось, он выпрямился:
— Я не вправе рассказывать о своих пациентах.
— Когда вы сказали мне то же самое в больнице, я не сопоставила одно с другим, а должна бы. — Я постучала ногтями по подлокотнику. — Вы солгали его матери. Почему?
Он вернулся за стол, отгородившись таким образом от меня.
— Это он вам сказал?
— Нет. Это все мои догадки. Чисто гипотетически: с чего бы вам лгать о результатах проверки?
— Я и не стал бы. А вам лучше уйти.
— О, не так быстро. — Я откинулась на стуле и закинула ногу на ногу. — Я жду от вас большего. Почему бы вам не сказать, что Гидеон — бездушный монстр, патологически склонный портить жизнь женщинам?
— Я лишь исполнил свой долг и предостерег вас. — Взгляд его был тяжелым, губы скривились в презрительной усмешке. Столь привлекательным, как совсем недавно, он больше не выглядел. — Но если вы сами, несмотря ни на что, намерены загубить свою жизнь, тут уж я ничего поделать не могу.