Отрешенные люди

Софронов Вячеслав

— Прикупить бы десяток человек, — заискивающе поглядел на губернатора купец.

— А сам не знаешь, что не дозволено тебе, податному человеку, крепостных иметь? Не дворянин, поди.

— Иначе фабрику не пустить, — тяжело вздохнул Медведев.

— Нанять можно, — подсказал ему Нефедьев.

— Толк какой? — возразил Михаил Корнильев. — Они, коль им чего не по нраву, то ноги в руки и айда, куда глаза глядят. Лучше и не пробовать.

— Инородцев в услужение покупать дозволено, — намекнул Медведев и выразительно посмотрел на Сухарева.

Покупать инородцев в Сибири могли негласно практически все состоятельные

люди, определяя их в прислугу или еще куда. Главным образом скупали детей у тех же киргизов или калмыков, реже у остяков, воспитывали их, оставляли у себя на службе, коль те сами не противились. И хотя у всех купцов, да и у богатых мещан жили в работниках без паспортов молодые парни и девки, все закрывали на то глаза, включая самого губернатора. Но никаких прав на малолетнего инородца здесь у русского человека не было, не то что в России, где господа владели целыми селами и деревнями и, самое главное, владели законно, с занесением того права на казенном документе, могли передавать своим наследникам или продать, подарить. Тут же, в Сибири, когда случалась нужда в работных людях, хоть закричись, предлагай любые деньги, а нужных людишек не найдешь. Сейчас Медведев предлагал, не стесняясь, без обиняков что–то не совсем законное, но что именно, Сухарев уловить пока не мог.

— Не пойму тебя, — потирая платком горячий лоб, переспросил он купца, о чем речь ведешь?

— Татарские юрты там поблизости стоят, — осторожно пояснил тот, — я уже с муллой говорил, что молодых парней и девок к себе на работу возьму, платить стану…

— И что мулла?

— Согласие дал.

— Так то дело полюбовное — ты нанял, они согласны. А мое разрешение тебе к чему? — ничего не понимая, переспросил купца Сухарев.

— По закону все оформить, татар тех к фабрике приписать, а то сбегут через неделю, и не воротишь ничем.

— Нужна городу добрая бумага, чтоб в иных местах ее не покупать, поддержал Медведева Корнильев.

— Нужна, нужна, — вслед за ним закивал и Нефедьев.

— Н-да! Задал ты мне, братец, работу, — покрутил головой Сухарев. Теперь до него окончательно дошло, о чем просит купец: выдать грамоту о приписке татар к фабрике. А татары, будучи людьми законопослушными, верят каждой бумажке, на которой красуется двуглавый орел, хоть с медного пятака его переведи. Понятно, купец найдет способ отблагодарить его за тот документ, но зря он начал при секретаре, при остальных купцах тут сидящих. Зря. — Не знаю, как и быть, — помялся Сухарев, — о пользе для города верно говоришь, но и супротив закона идти не хочу. Извини, братец.

— А нельзя ли, ваше высокопревосходительство, — осторожно заговорил Михаил Корнильев, — колодников, да беглых людей к нему на фабрику на первое время определить?

— И сколь человек возьмешь? — поинтересовался губернатор, но от его внимания не ускользнуло, что купцы удивительно быстро переключились на колодников, не стали больше настаивать на приписке к фабрике татар. Видать, продумали все заранее и теперь играли с ним, как с мальчиком в лапту, словно заставляли кидаться из одного угла в другой.

— Поболе сотни, — ничуть не раздумывая, отвечал Медведев.

— Сколько? — опешил Сухарев. — Сотню? А кормить их кто станет? А охрану нести? Думай, чего говоришь.

— Уже подумал. Справлюсь, да и вы поможете.

— Да кто ты таков,

чтоб я, государев слуга, тебе помогать стал? вспылил моментально Алексей Михайлович, и мысли об обеде уже более не занимали его.

— У других купцов в работниках по много колодников содержится, — упрямо гнул свое Медведев.

— У других, у других, — передразнил его Сухарев, и вдруг ему стало все равно: наплевать и на закон, и на доносы, которые непременно полетят на него рано или поздно в столицу, и он устало согласился, — черт с тобой, пиши прошение.

— Готово, — подал купец свернутую в трубку бумагу, чуть помятую по краям, и, положив ее на стол перед губернатором, придавил сверху тяжелой серебряной с золотыми накладками табакеркой, ловко выудив ее из кармана шубы и, смутясь, добавил. — Для памяти от нас, ко дню вашего ангела.

— Далековато до ангела моего, — хмыкнул Алексей Михайлович, беря табакерку в руки, — ну да ладно, спасибо за подарок. Все у вас? — спросил и поднялся, давая понять, что купцы полностью исчерпали отведенное им время. Встали и те, но мялись чего–то, не спеша уходить.

— Две семьи остяков под городом чумы поставили на той неделе, — как о чем–то постороннем проговорил Нефедьев.

— И что с того? — сведя руки за спиной, спросил Сухарев.

— С голоду помирали совсем. Дал им мучицы, солонины…

— По–христиански поступил, братец, — поднял было руку губернатор и хотел едва ли не по–дружески потрепать купца по плечу, но вовремя спохватился, и рука его так и застыла в воздухе немым вопросом.

— То само собой, — согласился Нефедьев и покосился на руку, на всякий случай отодвигаясь поближе к двери, — батюшка наш, Сергий, окрестить их хочет.

— И что с того? — повысил голос Сухарев, всем видом и тоном показывая, что купцы крадут у него драгоценное время.

— У себя на заимке поселить их хочу, — невинно смотря в губернаторские глаза, пояснил Нефедьев.

— Пошли вон! — Сухарев понял, что если не даст сейчас выход скопившемуся гневу, то его прямо здесь хватит удар. — И никаких ваших речей я не слышал. Никаких! — крикнул уже вслед торопливо вышмыгнувшим в коридор купцам. — Вот ведь чего удумали, песьи дети, — бушевал он, стремительно шагая перед вобравшим голову в плечи секретарем, — меня, государственного человека, слугу ее императорского величества, в свои козни вовлекать! Не позволю! В острог упрячу! Выпорю! — гаркнул он несколько раз для острастки. Затем, словно вспомнил о чем–то более важном, схватил висящую на спинке кресла шпагу, попытался вдеть ее в перевязь. Секретарь подскочил, желая помочь, но получил сильный толчок локтем в живот, неожиданно захихикал, словно совершил что–то стыдное, опрометчивое и попятился вон из кабинета, пряча под камзолом кусок сукна, что сунули ему давеча купцы, когда он приглашал их к губернатору.

А купцы, выйдя на улицу, дружно перекрестились на главки возвышавшегося напротив собора, нахлобучили на головы шапки, вздохнули, переглянулись.

— Видать, еще давать придется, — проговорил Медведев. — Без работников мне фабрику свою не поднять.

— А ты думал, — усмехнулся Михаил Корнильев, — и не один раз.

— Возьму да и напишу сынку своему, чтоб он до государыни императрицы

дошел и обо всех наших бедах ей поведал, — притопнул ногой в расписном валенке Лев Нефедьев.