Отрешённые люди
Шрифт:
Поехали. Добиралась больше недели, показал им сын старика, где тот песок мыть надо. Стали мыть как умели, а через короткое время нашли несколько самородков, но небольших. Шведы, что с ними были, морщатся, что не то все. Видно, парень другое место указал по уговору с отцом, а может, и напутал чего. А ночью парень сбежал с деньгами вместе и коней у них увел. Две недели выбирались, плутали, пока вышли к становищу, где тот Чагыр обитал. А там плач, вой, слезы. Говорят, помер Чагыр прошлой ночью и схоронили уже. Могилку показали. А та или нет могилка – и не разберешь. Спросили про деньги, молчат. Взяли мы двоих стариков,
Когда полковник закончил рассказывать, то некоторое время все молчали, переглядывались, не зная, верить этому или нет. Но и особых оснований не верить старому служаке не было.
– Чего ж ты раньше молчал? – заговорил Зубарев-старший. – Губернатору бы новому открылся.
– А мне какой с того толк? – пожал тот плечами. – Я и подзабывать обо всем том начал. Так вот к случаю пришлось – и рассказал.
– Слыхал я, будто бы государыня тем, кто новые прииски руд откроет, жалует высокие чины и в дворянство возводит, – задумчиво проговорил Михаил Яковлевич Корнильев. – Был бы помоложе, опробовал удачу. – И он кинул выразительный взгляд на младшего из братьев, Василия. Тот понял, что слова брата адресованы именно к нему, но покачал с усмешкой большой рыжеволосой головой, сверкнул черными глазами, ответил:
– Не по мне такое дело… Там, где золото, там и корысть, разбойники, воры набегут, оглянуться не успеешь, как глотку перережут или голым по миру пустят.
Вдруг Иван Зубарев порывисто вскочил из-за стола и обратился к отцу:
– Благословите, батюшка, на доброе дело.
– О чем это ты? – не понял тот.
– На золотые прииски отправиться. Коль песок сыщу, то и себе прибыток добуду, и государыня может отметит, в дворянское достоинство, глядишь, возведут.
– Думай, о чем говоришь, – отмахнулся от него Зубарев-старший, – не такие молодцы, как ты, шею себе на том деле поломали. У нас и своих забот хватает, а ты – прииски…
– А почему бы и нет? – заступился за двоюродного брата Михаил Корнильев. – Со своей стороны обещаю людьми помочь, отправить с Иваном пару человек, снаряжение куплю, какое требуется.
Василий Павлович на какое-то время задумался, пытаясь оценить предложение, глянул на полковника Угрюмова.
– Чего скажешь, Дмитрий?
– А чего тут говорить, – не поднимая головы, ответил тот, – дело верное. Я те самородки своими руками держал. Как сейчас они у меня перед глазами стоят. Ежели бы Матвей Петрович еще годик побыл здесь, то непременно нашли бы мы те прииски.
– Не знаю, чего и ответить, – почесал в голове Зубарев-старший. – Ванька у меня парень доверчивый, готов всякому поверить. А с другой стороны, словно уксус въедливый, моя кровь, – не без гордости хохотнул он, – а может, и вправду дать отцовское благословление на сие дело?
– Я бы поостерегся, – высказался осторожный Карамышев.
– Потому и сидишь тут сиднем, а все без толку, – жестко подрезал его Угрюмов, – без риска и рыбку из реки не выловишь.
– За большое дело берется Иван, – добавил от себя Алексей Корнильев. – И я со своей стороны готов денег подзанять.
– Ладно, – окончательно сдался Василий Павлович, – будь по-твоему, Иван. Поезжай, только лета дождись, а то знаю тебя, готов хоть завтра в путь отправиться.
– Спасибо, батюшка, – прочувственно поклонился ему Иван, – и вам, братья, спасибо на добром слове. Не подведу, вы меня знаете.
– Да чего там, – отозвались дружно те, – мы завсегда рады помочь.
Вскоре все стали расходиться, ссылаясь на поздний час. Остался ночевать лишь полковник Угрюмов, которому завтра с утра надо было отправляться обратно в Тюмень. Прокопьевна и Варвара Григорьевна, проводив гостей, начали убирать со стола. Мать, узнав, что Иван собрался ехать в степь искать какое-то золото, всполошилась, принялась отговорить его:
– Ишь ты, храбрец, выискался! Деньги просвищешь, ничегошеньки не найдешь, а хозяйство и дела все нам с отцом на себе тянуть? Не было меня при том, а то бы я сказала тебе…
Зубарев-старший усмехнулся на слова жены и кивнул Угрюмову:
– Пошли в мой партамент. Там без крика и поговорим. Варя, принеси-ка нам наливочки туда. И ты, Вань, айда с нами. Чего тебе тут с бабами сидеть, ихние россказни да причитания слушать.
– Идите, идите, – выговорила им вслед Варвара Григорьевна, – без вас и нам спокойней, не наговоритесь все никак.
В комнате, где у Зубарева-старшего хранились бумаги с записями его торговых дел, стояли простые деревянные лавки вдоль стен, в углу висели образа, горела лампадка. Единственное, что отличало его комнату от других, это большой резной стол с различными ящичками, запираемыми на ключ, который хозяин никогда никому не доверял. Василий Павлович зажег от лампадки длинную лучину, а от нее затеплил свечу, стоящую в бронзовом подсвечнике посреди стола, и указал полковнику и сыну на скамью:
– В ногах правды нет.
– Это точно, – согласился Дмитрий Угрюмов и, покряхтывая, опустился на лавку. – Я вот чего-то и не рад, что рассказал про золотые прииски эти. А? Василий? Худа бы не вышло. Может передумаешь, запретишь Ваньке розысками заниматься? Дело непростое, всякое выйти может…
– Разве его удержишь? Я ему и про ярмарку говорил: зря себя тратишь, воров на свет вывести пробуешь, грамотки разные строчишь. Я письму не обучен был, сам знаешь, а он вот могет… И что толку с того? Лишь гербовую бумагу переводит, а она пятачок каждый листик стоит, – горячился он.
Обычно Зубарев-старший больше молчал, вечно занятый своими делами, щелкал костяшками счет у себя в комнате и выходил лишь к обеду или ужину. Утром поднимался чуть свет и, перекусив, исчезал на весь день. Но сейчас, после прилично выпитого, разговорился и не прочь был обсудить с кумом дело, на которое сам и благословил сына, не желая ударить в грязь лицом перед гостями, да и опять же в силу выпитого.
– Лучше бы он эти бумаги и дале писал, убытков меньше, – почесал в почти седой голове Угрюмов, – а вот ехать в степь… тут в такой расход войдешь, что и не рад будешь, что связался.