Отрешённые люди
Шрифт:
– Мне так думается, Алешки вашего одного маловато будет, – широко улыбнулся Гаврила Кураев, чем окончательно завоевал к себе расположение ширванцев, – несколько тысяч тех джунгар прикочевали к пределам нашим. У каждого по луку, по копью, по сабле вострой…
– Ой, напужал, – захохотали усатые солдаты, показывая пальцами на поручика. – Луки! копья! сабельки! Да мы, чай, при ружьях, за себя постоим, покажем им, как на нашу землю рыпаться!
– Только вот в чем загвоздка, – продолжал невозмутимо и уже без улыбки Кураев, – генерал ваш, Киндерман,
– Это почему отказывается? – выкрикнул усатый унтер, что был по возрасту самый старый из всех. – Коль генерал приказу императрицы не подчинится, то худо его дело.
– Точно! – отозвались остальные. – Худо ему станется…
– Приказа как такового нет, – начал объяснять Кураев, – но из степи, с казачьих постов, поступило донесение, мол, джунгарцы идут толпами на наши крепости. А в Петербурге пока о той новости и не знают…
– Как же не знают, коль нас сюды направили? – выказал удивление все тот же унтер-офицер.
– Вас и направили в Тобольск, чтоб упредить передвижение неверных, а приказа о выступлении до сих пор не прислали.
– Ага, а мы майся здесь без дела уже с самой Пасхи Христовой, – поднялся ропот в толпе.
– И я о том же, – согласился Кураев, – упредить надо неприятеля, а то поздно будет…
– Без приказу не можно, – затряс головой усатый унтер. – За такое самовольство по головке не погладят.
– Генерал может отправить в Санкт-Петербург донесение: мол, ввиду приближения неприятеля выступил вперед для предупреждения его нападения и избежания потери времени. Сейчас время дорого.
– А так можно, – кивнул унтер, выказывая на сей раз хорошее знание воинского устава.
Тут позади поручика взвилось вверх пламя от разгоревшегося костерка, и языки пламени хищно лизнули ворота.
– Откуда огонь взялся? – с деланым удивлением воскликнул Кураев и, спрыгнув на снег из саней, кинулся к костерку, начал затаптывать его ногами. Как ни странно, но несколько солдат поспешили ему на помощь и сообща они быстро загасили огонь.
– Айда, братцы, расходиться, – тоном приказа заявил унтер. Никто не возражал, все словно забыли про драку, потянулись к домам, где были расквартированы, а несколько человек подошли к Кураеву с вопросом:
– Так все же пойдем мы на войну с неверными али еще здесь околачиваться до лета будем?
– Вот сами о том своего генерала и спросите, – отвечал Кураев.
В это время из боковой улочки к ним выскочили санки, запряженные парой резвых лошадей, в которых восседал сам генерал-майор Киндерман, и с ним два его офицера с мрачными лицами. Офицеры быстро выскочили из санок и кинулись меж солдат, вглядываясь в лица, ища среди них старших по званию. Солдаты спешили пройти мимо, отворачивали голову, чтоб не быть узнанным и тем самым избежать наказания за драку. Киндерман же выпрямился и громко закричал:
– Почему нарушал порядок? Кто позволил? Марш, марш бегом!
Солдатам только этого было и надо, и они кинулись врассыпную, и вскоре перед домом мастера Мячикова остался лишь
– Спасибо вам большое, – обратился Сухарев к поручику, – а то бы не знаю, чем дело кончилось. Умеете вы с ними говорить.
– Приходилось, – просто ответил тот и, подойдя ко все еще запертым воротам, застучал в них, забрякал навесным кольцом. – Эй, вы там живы, или как? Выходите, кончилась осада!
Звякнула щеколда, и дверная калитка осторожно открылась, в щель выглянула чья-то взъерошенная голова, судя по всему, одного из казаков, что были с полицмейстером.
– А солдаты точно ушли? – спросил казак и открыл калитку пошире. В руке он держал ружье с длинным стволом, выставив его вперед.
– Ушли, ушли, – успокоил Кураев.
– Как там полицмейстер? Жив? – подошел к ним Сухарев.
– Живой покуда, ругается только крепко, – отвечали ему из-за ворот.
– Так где он?
– В дом унесли с пробитой головой.
– Давайте, кладите его мои санки, повезу в госпиталь на излечение.
Полицмейстера Балабанова вынесли на руках из дома, осторожно опустили в санки, и Сухарев сел рядом, поддерживая окровавленную голову блюстителя порядка.
– Генерал, велите примерно наказать виновных, – крикнул Алексей Михайлович стоящему неподалеку с удрученным видом Киндерману.
– А вам, господин поручик, придется поехать вместе с генералом, – развел руками губернатор, – или если хотите, то я пришлю кого-нибудь за вами.
– Не утруждайте себя, ваше высокопревосходительство, – отказался Кураев, – я найду способ добраться.
– Уж я им буду показать, – скрипнул зубами Киндерман, когда губернаторские санки скрылись за поворотом, – они все поймут, что у меня нельзя бунтовать, нельзя пить много пиво… – и добавил что-то неразборчиво по-немецки.
– Я бы, господин генерал, со своей стороны, советовал вам выступать немедленно, – озабоченно заговорил Кураев, – а то тут и до греха недолго. Солдат наш безделья не любит. Портит его оно. Так что подумали бы…
– Да, теперь я увидел это, – генерал свел свои светлые брови на переносье, – надо готовить поход. Зер гут. Буду писать рапорт нахт Петербург и отправлю с вами немедленно.
– А разве у вас нет специально на то курьера? – мягко спросил поручик. – Если честно, то у меня совсем иные планы.
– Вот как? – удивился Киндерман. – Я не буду настаивать, офицер есть.
– Вот и хорошо, а я бы попросил вашего разрешения выступить вместе с вашим полком, господин генерал, на боевые позиции. Кроме всего прочего, мне поручено пренепременно побывать в степи и доложить лично, кому следует по службе, о положении дел с тамошними инородцами.