Отродье ночи (Шорохи)
Шрифт:
Хилари покачала головой.
— То, что я сижу за лучшим столиком, еще не значит, что я лучше человека, которому приходится довольствоваться вторым сортом. Какое в этом достоинство?
— Это символ достоинства.
— Все равно не понимаю, почему?
— Это игра по готовым правилам.
— Ты, конечно, знаешь, как в нее играть?
— Да.
— Я никогда не учила этих правил.
— Тебе следует этим заняться, мой ягненок. Это не повредит делу. Никому не хочется работать с неудачником.
В устах Уэлли Топелиса эпитет «мой ягненок» звучал естественно. Он произносился без покровительственного тона и без елея.
Уэлли был невысокого роста, но глядя на него, Хилари вспомнила Кэри Гранта из картины «Поймать вора». Те же утонченные манеры, изящество танцора в каждом, даже случайном движении; мягкий взгляд веселых глаз, как будто он смотрел на жизнь, как на шутку. Подошел незнакомец, которого Уэлли называл Юджином. Уэлли стал расспрашивать его о семье. Юджин благоговейно слушал Уэлли, и Хилари поняла, что лучший столик магически действует на других и позволяет сидящим за ним делить всех на друзей и слуг.
Юджин принес с собой шампанское и теперь откручивал проволочку на пробке.
Хилари хмурилась.
— Ты, действительно, принес дурные вести?
— Почему ты так решила?
— Шампанское за сотню долларов... Хочешь прижечь рану?
Хлопнула пробка. Юджин хорошо знал свое дело: лишь несколько капель дорогого напитка растворились на скатерти.
— Ты пессимистка.
— Реалистка.
— Люди могут подумать: «Шампанское! Что они отмечают?».
Юджин разлил шампанское. Уэлли попробовал и одобрительно кивнул.
— Разве мы что-то отмечаем? — удивленно спросила Хилари, и неожиданная догадка поразила ее.
— Конечно, — ответил Уэлли.
Юджин медленно опустил бутылку в ведерко со льдом. Конечно, ему хотелось узнать, что последует дальше. Было очевидно, что Уэлли не делал тайны из разговора.
— Мы заключили сделку с «Уорнер Бразерз», — сказал он.
Хилари не нашлась, что ответить, и пробормотала:
— Не может быть.
— Может.
— Нет.
— Да. Я же говорю, да.
— Они не позволят мне свободно решать.
— Позволят.
— Не дадут сделать окончательный монтаж.
— Дадут.
— Господи!
Юджин поздравил ее и исчез. Уэлли усмехнулся и кивнул в ту сторону, куда ушел Юджин.
— Скоро все узнают новость от Юджина. Впредь держись смелей и уверенней. Пусть никто не видит твоих слабостей. Не показывай страха, плывя в окружении акул.
— Ты не шутишь? Это правда?
Подняв бокал, Уэлли сказал:
— Тост — тебе. Хочу, чтобы ты знала: есть облака со светлыми полосами и не во всех яблоках есть червоточина.
Звонко
Она чувствовала, что точно такие же пузырьки поднимались у нее в душе, пузырьки радости. Но другая часть ее существа предостерегала от чрезмерного проявления эмоций. Хилари боялась слишком большого счастья. Нельзя искушать судьбу.
— Почему ты смотришь так, словно все провалилось?
— Прости. С детства я привыкла ждать худшего. Меня ничто не расстраивало. Лучше скрывать эмоции, когда живешь в семье неуравновешенных алкоголиков.
Он добро взглянул на нее.
— Они умерли, — сказал он нежно. — Их нет. Больше они не обидят тебя.
— Последние двенадцать лет я пыталась уверить себя в этом.
— Ты проходила психоанализ?
— В течение двух лет.
— Не помогло?
— Не очень.
— Может, другой доктор...
— Все равно. В теорию Фрейда закралась ошибка. Считается, если ты вспомнишь события, подействовавшие на нервную систему, то излечишься. Все кажется просто: найти ключ, и дверь откроется. Но все не так просто.
— Тебе следует захотеть...
— Все не так просто.
Уэлли вращал бокал, зажав его в тонких пальцах.
— Тебе тяжело. Выскажись и станет легче.
— Я не хочу усложнять твою жизнь.
— Чепуха. Ты очень мало рассказывала о себе. Так, в общих чертах.
— Слишком тягостно.
— Вовсе нет, уверяю тебя. Трагическая история семьи: алкоголизм, сумасшествие, убийство, самоубийство и среди этого невинный ребенок. Тебе, как сценаристу, следует знать, что такой материал интересен.
Она принужденно улыбнулась.
— Я хочу все забыть.
— Избавься от этого груза, не держи в себе.
— Я останусь со своим прошлым один на один. Без твоего участия или помощи доктора. — Локон черных волос закрыл глаз. Хилари взмахнула головой, отбрасывая волосы назад. — Рано или поздно я справлюсь сама. Дело времени.
«Сама я верю ли в это», — подумала Хилари.
— Возможно, тебе видней. Давай выпьем. — Он поднял бокал. — Улыбнись, пусть все завидуют твоему успеху.
Ей хотелось пить шампанское и забыться. Но мысль о стерегущей ее тьме, о мучительных кошмарах, готовых поглотить ее, не давали покоя. Родители сунули ее в зловещий сундук страха, захлопнули тяжелую крышку и щелкнули замком; с тех пор она смотрит на мир сквозь замочную скважину. Родители внушили ей неистребимую навязчивую идею, которая отравляла ее существование.
В это мгновение ненависть к родителям, холодная ненависть с новой силой поднялась в ее душе, словно не было нескольких лет жизни и расстояния, отделившего ее от Чикаго.