Отрок. Покоренная сила.
Шрифт:
— Забыла, что у воинов тоже есть то, что для бабьего ума непостижимо? Или не знала никогда?
— Да я тебя…
"Сейчас долбанет… Ну уж нет…".
Мишка широко, изо всей силы махнул рукой над самой столешницей. Посуда и еда полетели в Нинею, та непроизвольно закрылась руками, давая Мишке драгоценные мгновения. Мишка толкнул старуху на лавку, схватил за руку и, чувствуя, как поднимается внутри лисовиновское бешенство, зашипел, глядя Нинее прямо в глаза:
— Покорности приказам есть предел!!!
— А-а-а!!!
Тельце Красавы с разбегу врезалось Мишке в бок, запястье резанула боль — на руке, вцепившись в нее зубами, повис Глеб. Мишка покачнулся, попытался отмахнуться от детишек и… перед глазами все поплыло, Мишка понял, что падает.
"Достала, все-таки, ведьма…".
Льющаяся на лицо холодная вода попала в нос, Мишка закашлялся, попытался отмахнуться рукой, не вышло, пришлось отвернуть голову, вода полилась в ухо.
— Хватит, Красава! Очнулся он. Вставай, Аника-воин, вставай, кончилась война.
Мишка разлепил глаза, прислушался к ощущениям — вроде бы все в норме. Сел, попытался отереть лицо рукавом, но тот оказался мокрым.
— Красава, дай ему чем утереться.
Нинея сидела за столом, и вид у нее был довольный до чрезвычайности.
"Ни хрена не понимаю, блин. Она же меня должна была…".
— Вставай, Мишаня, вставай, все хорошо, не бойся.
— А я и не боюсь. — Мишка завозил по лицу поданным Красавой полотенцем. — Сразу не убила, теперь бояться нечего.
— Ну вот и ладно, вставай.
Мишка поднялся, снова прислушался к самочувствию — никаких неприятных ощущений, кроме мокрой рубахи. Огляделся. В горнице прибрано, ни опрокинутой посуды, ни разбросанной еды.
"Долго я в отключке валялся, успели прибраться. Что же, все-таки произошло?".
— Что это было, баба Нинея?
— То, что и должно было быть. Прав Корзень, толк из тебя будет… Лисовин.
— Так ты что, дурила меня?
— Проверяла. — Нинея снова стала доброй, улыбчивой бабушкой. — Обижаешься?
— На вас с дедом обидишься… Вы ведь сговорились? Ну, баба Нинея, сговорились же?
— Догадливый…
— Значит, от моего решения ничего не зависело?
— Наоборот — все зависело. И не только от самого решения, но и от того, как ты его примешь.
— Так я его не принял…
— Правильно, если уж я тебя не смогла уломать, значит и никто тебя с толку не собьет.
"Врешь, бабка, это ты сейчас все проверкой выставляешь, а был момент, когда ты контроль над ситуацией потеряла. И в то, что, что я натурально на псих сорвался, ты поверила. Так что, не всемогущи Вы, баронесса, не всемогущи".
— Ну, так как? Примешь теперь учеников?
— Нет.
— Неужто против деда пойдешь?
— Ну почему же? Он — сотник, прикажет, я выполню. Но это будет его решение, а не мое. Сотнику виднее, он знает то, чего я не знаю.
"Спектакль, блин. Давненько Вы, сэр, в театре не были. Сейчас, по законам жанра, откроется дверь и войдет лорд Корней. "Молодец, внучек! Мы тебя испытывали, и ты испытание выдержал!". Яволь, герр штурмбанфюрер! Рад стараться! Если еще где дебош с битьем посуды устроить или, скажем, старухе морду набить — со всем нашим удовольствием!".
Не-а, не входит сотник. А что, собственно, изменилось? Ну сказала Нинея, что дед в курсе, а я так сразу и поверил? После всего, что она тут мне изобразила? А ху-ху не хо-хо?".
— Нет, Мишаня, на деда не ссылайся, ты решение сам принять должен, потому, что такие дела из-под палки не делаются.
— Тогда убеди, докажи, что я не прав, только ребятишек сначала успокой, напугались, поди.
— За ребятишек не беспокойся, ты Красаве сначала рассказал, как люди срываются, потом сам же и показал, как это бывает, а я ее как раз и поучила, как такого сорвавшегося угомонить.
"Есть контакт! Не уловила старуха фальши, блистать Вам, сэр, на подмостках столичных театров!".
Мишка даже слегка поерзал на лавке, чтобы не выдать своей радости.
— А убеждать тебя почти и не надо, — продолжала, между тем, волхва — ты сам уже готов ко всему. Помнишь наш разговор о власти, о Державе, о том, что Рюриковичи землю на части рвут? Порадовал ты меня тогда, все верно говорил, только об одном забыл.
— О чем же?
— О человеке — о властителе. Таком, которого земля примет, за которого народ подняться захочет. А человек такой есть, ты его даже видел однажды.
"Ну, прямо, как в стихах: "Я Ленина видел!". Только вот не припомню, что-то".
— Это кто ж такой, баба Нинея?
— Помнишь, княгиня Ольга мне поклон от Беаты передавать велела?
— Помню.
— Беата — бабка княгини. А еще она праправнучка дочери последнего древлянского князя Мала. Князь Мал успел тогда, еще до войны с Киевом, дочку за чешского короля выдать. Так что, княжич Михаил Вячеславич потомок древлянских князей.
— По женской линии. — Уточнил Мишка.
— Других нет. — Признала Нинея с явным сожалением. — Или есть, но про них ничего неизвестно. Важно не это. Важно то, что его признают князем и Рюриковичи, и древлянские роды, и дреговические.
— Так ты хочешь для него дружину в нашей школе вырастить? — Догадался Мишка.
— Не просто дружину — войско для Державы! Такое, чтобы ни один из Рюриковичей, ни все они вместе, на древние славянские земли посягнуть не могли.
— Хочешь туровскую землю от Руси оторвать?
— Не только — Нинея как-то невесело усмехнулась. — Но начнем отсюда. Вот тебе и ответ на вопрос "зачем?".