Отрок. Внук сотника: Внук сотника. Бешеный лис. Покоренная сила
Шрифт:
Глава 2
Деятельная натура деда Корнея требовала обязательно заняться какой-то работой. Тем более, что благосостояние семьи после его ранения и гибели сына резко пошатнулось. Делать что-то, что требовало силы или долгой ходьбы, дед не мог. Значит, ни пахать, ни косить, ни заниматься другими подобными работами. Главный свой приработок в мирное время –
К тому же могучий организм не старого еще мужа постепенно преодолевал последствия ранения – меньше мучили головные боли и головокружения, перестала трястись голова. Со зрением, правда, остались проблемы, и дед, всматриваясь вдаль, зажмуривал левый глаз, словно прицеливаясь.
И тут-то как раз и выпал случай. Село богатое, соответственно и стадо, которое надо пасти, большое – несколько сотен голов. Траву на небольших лесных пастбищах оно выедало быстро, и скотину часто приходилось перегонять с места на место. Вот хозяева, покалякав между собой да со старостой, решили стадо разделить. Понадобились новые пастухи.
В седле дед держался уверенно, с кнутом обращаться умел прекрасно, а для наблюдения за дальним краем пастбища ему в помощники, в качестве еще одной пары глаз, приставили Мишку. Вторым пастухом стал Немой. Был он каким-то дедовым дальним родственником, что, впрочем, для существующей более ста лет общины редкостью не являлось – за сто лет чуть ли не все село вперекрест переженилось и породнилось. Однако связывало Немого с дедом не только родство, но и общая судьба.
Свой жуткий шрам на лице дед заработал, спасая Немого, когда тот, получив два тяжелых ранения, повалился на шею коня и начал медленно сползать набок. Дед Немого прикрыл, даже срубил половца, норовившего добить раненого, но от удара второго степняка не уберегся – упал с разрубленным лицом, а ногу ему уже потом кони стоптали.
Немой же благодаря деду выжил. Впрочем, до того дня говорить он вполне умел. Звали его Лют, в крещении Андрей, и был он парнем медвежьей силы, молчаливым и угрюмым: редкий односельчанин мог похвастаться, что видел, как Андрей улыбается. Из той сечи на Палицком поле он, так же как и дед, вышел калекой. Половецкая сабля начисто снесла ему три пальца и половину ладони на левой руке, а наконечник копья пробил горло, навсегда лишив голоса. В довершение всех бед, через несколько месяцев после ранения Немой лишился единственного близкого человека – матери.
Деда Корнея после всего случившегося он почитал как отца родного, и как-то так незаметно получилось, что стал Немой еще одним членом его семьи. Вплоть до того, что, забросив собственное опустевшее подворье, переселился жить в пристройку в дедовой усадьбе, в которой когда-то, в благополучные времена, обитала холопская семья. Никто и не удивился, что когда дед подался в пастухи, Андрей последовал за ним.
Четвертым в их компании стал, конечно же, Чиф. Пушистым черно-рыжим шариком он катался по всему пастбищу, каким-то чудом умудряясь не попасть под копыта или на рога, но почти каждый день вляпываясь в свежие коровьи лепешки, с соответствующими последствиями для экстерьера и аромата.
Вот
В тот день – самый обыкновенный, ничем в череде других таких же дней не выделяющийся, дед в положенное время развел костерок и принялся кашеварить. Так уж почему-то получилось, что соль оказалась у Мишки, а что-то еще – то ли сало, то ли лук – у Немого. Дед подозвал обоих к себе, они протянули, не слезая с коней, требуемые продукты, и тут появился Чиф. По обыкновению благоухающий навозом и несущий в зубах не то крысу, не то еще какого-то мелкого зверька, вероятно, предназначенного стать его долей в общий котел.
«Трое в лодке, не считая собаки. Ирландское рагу».
Мысль ударила, словно электрический разряд. И вовсе не похож был Чиф на фокстерьера Монморанси из книги английского писателя, но почти дословное воспроизведение ситуации, описанной Джеромом Клапкой Джеромом, стало, тем не менее, ростком, из которого начало стремительно вырастать дерево воспоминаний.
«Я, Ратников Михаил Андреевич, проживающий: Санкт-Петербург, улица… Мама моя! Получилось! Я живой, я молод, я свободен! Впереди целая жизнь…»
– Михайла, ты чего? Андрюха, лови его, падает!
Очнулся Мишка уже на земле, от того, что Немой плескал ему на лицо воду, а Чиф ее тут же слизывал. Все-таки эмоциональный всплеск оказался очень мощным, и детский организм благоразумно отключил сознание, ставшее на какой-то момент настоящим вулканом страстей, как бы банально это определение не звучало.
Дед, сначала решивший, что вернулась непонятная внукова болезнь, потом пересмотревший диагноз в сторону «солнцем голову напекло», заставил Мишку часа два пролежать в тенечке, а по пути домой все время поглядывал, не собирается ли внучек снова сковырнуться с конской спины на грешную землю.
Двухчасовое лежание в тенечке действительно помогло: эмоции кое-как удалось пригасить, но мысли… Мысли с этого дня стали одолевать «новорожденного» постоянно. Так и появилась привычка к внутренним монологам или диалогам с язвительным собеседником, иронично обращающимся к Мишке «сэр Майкл».
Впрочем, поначалу впадать в особую задумчивость новое тело не давало. Детский организм требовал движения, крика, впечатлений – всего того, что так раздражает порой взрослых в детском поведении, но что совершенно необходимо для нормального развития. Зачастую Мишка легко побеждал Михаила Андреевича Ратникова, и тот на некоторое время как бы засыпал. Но зато, когда выпадала спокойная минутка, мысли, отнюдь не детские, начинали литься, захватывая сознание безраздельно.
Максим Леонидович оказался прав: адаптация удалась стопроцентно. Дом был действительно родным домом, мать – матерью, язык двенадцатого века – родным языком, привычным и понятным. Даже быт, коренным образом отличный и менее комфортный, не порождал никаких проблем.
Временной зазор между «вселением» и «осознанием» сыграл роль своеобразного психологического демпфера. Не будь его, еще неизвестно, как бы принял человек ХХ века необходимость есть вместо картошки репу, пользоваться вместо (пардон) туалетной бумаги мхом и мыть голову печной золой. А так Мишку нисколько не удивляло и не шокировало то, что сарафаном называется мужская верхняя одежда, что женщины используют для стирки куриный помет, что спать приходится вповалку на полатях, что в жаркую погоду мужчины, пренебрегая штанами, щеголяют в одних долгополых льняных рубахах.