Отрок. Все восемь книг
Шрифт:
Мишка, скорчившись за щитом, собрался взводить самострел, когда ляшские стрелы долетели до ладьи – две с хрустом врезались в щиты, а одна просвистела поверху.
«Три! А лучников было человек пять-шесть, значит, мы двоих-троих уложили».
– Молодцы ребята! – тут же подтвердил Мишкины выкладки Егор. – Уполовинили лучников, теперь не высунутся!
Щелкнул самострел Петра, и его сразу же сменил отрок Серапион. Некоторое время смотрел в щель между щитами, потом недоуменно спросил:
– Дык… а куда стрелять-то? Там, как в муравейнике…
– Ну-ка, дай я гляну! – Глеб оттер Серапиона от «амбразуры». – А никуда не надо! Сейчас мы их догоним, приготовьтесь – мы туда, а вы прикрывайте. Только вот в того, на корме, не стрелять – похоже, главарь…
– И-и-и раз! И-и-и раз! Навались! И-и-и раз! – командовал Егор. Рулевым веслом он не пользовался, наверно, не умел, но распоряжался вполне грамотно, чувствовалось, что ладейный бой для него не новинка. – Левый борт, полегче! Правый борт, навались!
«О как, даже учитывает, что гребцы сидят спиной по ходу и «лево-право» у них местами поменялись. Умеет, ничего не скажешь!»
Нос ратнинской ладьи покатился вправо, нацелившись куда-то за корму ляшского судна, все еще дрейфующего бортом к течению.
– И-и-и раз! И-и-и раз! Навались! Стрелки! На левый борт, не давать лучникам высовываться! И-и-и раз! И-и-и раз! Правый борт, придерживай, левый, навались! Сильнее, мать вашу!!! Сильнее!
Ладья развернулась поперек течения, и ее начало наваливать бортом на меньшее по размерам судно ляхов.
– Бросай весла!!! Щиты на руку… Вперед!!! Р-р-ратно-о-о!!!
– Р-р-ратно-о-о!!!
Ратнинцы с ревом ломанулись на ляшскую ладью, прессуя толпу, живо напомнив Мишке футбольных болельщиков, штурмующих городской транспорт по окончании матча. Стоящий на кормовом помосте лях рванул меч из ножен, но десятник Глеб, на манер античного дискобола, запустил ему в ноги щит, металлическая окантовка щита врезалась в голени ляха, и тот начал валиться на колени, но окончательно упасть не успел, получив от Глеба еще и удар сапогом в морду. На носу Арсений и Чума «жестко паковали» второго прилично вооруженного ляха, а в середине ладьи творился сущий ад – ратнинцы сначала лезли чуть ли не по головам, а затем, один за другим, начали проваливаться в людскую толчею, как в болото.
Отроки настороженно поводили самострелами, но стрелять было сложно – людская толчея закручивалась водоворотами, над головами мельтешили руки с оружием, тут же болталось одно из весел, которое ляхам так и не удалось дотащить до борта… крик, вой, визг, лязг оружия, ругань. В глазах рябило, и разобрать отдельные детали было просто невозможно… Отроки явно растерялись от такого зрелища, а тут еще Фаддей Чума, с воплем «Эй-йех!!!», сиганул с носового помоста в толкучку, как в воду. Естественно, все взгляды отроков немедленно сошлись на нем.
«Нет, так дело не пойдет! Надо вмешаться…»
– Слушай мою команду!!! Федька, задрыга, меня слушать!!! Янька, пасть закрой!!! Слушай команду!!! Каждый выбирает одного нашего ратника и следит только за ним, чтобы в спину не ударили! На шлемы, на шлемы смотреть, у ляхов таких нет! Петр, Серапион, ко мне! Стрелять, куда я укажу!
Обалдение, кажется, начало уходить с лиц, а взгляды отроков начали приобретать осмысленность и целенаправленность. Почти сразу же проявился и результат – позади ратника Савелия из толкучки вынырнул лях с занесенным оружием в руке, Мишка уже навел на него самострел, но его опередил кто-то из отроков – лях, так и не нанеся удара, канул вниз с болтом в загривке, какой-то лях вылез на кучу мешков и коробов, наваленную на том месте, где должна быть мачта, и, не успев разогнуться, получил сразу два болта.
«Ну слава богу, кажется, начали ориентироваться!»
Мишка огляделся. Ратник Арсений добыл где-то копье и, стоя на носовом помосте (назвать это полубаком у Мишки не повернулся бы язык), бил ляхов, до которых мог дотянуться, как рыбу острогой. Глеб и вовсе изображал нечто цирковое – лежа животом на краю кормового помоста, свесился вниз и шуровал мечом под помостом, как повариха половником в котле.
– Петька, присмотри за десятником Глебом, как бы его…
– Слушаюсь, господин сотник!
– Серька, отойди в сторонку и попробуй заглянуть под помост. Кто там Глебу не дается?
– Слушаюсь!..
Краем
«Ой, блин! Если еще и эти сюда залезут, тут вообще как в консервной банке будет…»
Мишка ошибся – никто из огневцев на ляшскую ладью влезть не успел, наоборот, пленники (мелькнул среди них, кажется, и один лях) начали валиться за борт. То ли их толчея выдавила, то ли по собственной инициативе подались из кровавой каши, но огневцы конечно же ожидали чего угодно, но только не того, что им на головы начнут сыпаться пленники со связанными руками.
«Что-то это все совершенно не похоже на киношные абордажные бои, больше напоминает неудачные действия полиции по разгону уличной демонстрации, когда зажатой в угол толпе некуда деться, а полицейские, нарушив строй, смешались с демонстрантами. Похоже, что, кроме Егора, опыт ладейных боев есть очень у немногих».
Тем не менее ратнинцы справлялись со своим делом вполне успешно. Только приглядевшись и уловив некий ритм, вроде бы беспорядочного движения человеческих тел, Мишка понял, что не все так просто. Часть лесовиков действительно металась в панике или шарахалась от размахивающих оружием воинов, но часть, хоть и со связанными руками, умудрялась помогать ратнинцам, толкая ляхов, подкатываясь им под ноги и вообще всячески мешая. А много ли в рукопашном бою нужно? На полсекунды промедлил, вовремя не уклонился или не отшагнул, и все – ты труп. Тем более что ратнинцы превосходили противника и экипировкой и в большинстве случаев воинской выучкой. Лишь немногие из ляхов были способны на равных схватиться с ратнинцами… хотя, может быть, такое впечатление складывалось из-за того, что ляхам мешали дреговичи. Во всяком случае, какого-то осмысленно-организованного сопротивления ляхи оказать не смогли, и схватка сразу рассыпалась на отдельные поединки.
Вот ратник Аким щитом притиснул ляху руку с оружием к куче мешков и его самого придавил спиной к той же куче, а лях перехватил левой рукой правую руку ратнинца. Некоторое время они борются, а потом Аким бьет козырьком «журавлевского» шлема ляха в лицо. На том нет шлема, только кольчужный капюшон с оплечьем, лицо не защищено, и козырек проламывает ляху переносицу. Ратник Григорий, раненный в ногу, валится боком на скамью для гребцов, потом проваливается дальше – между скамьями, лях заносит меч для смертельного удара, но его толкает плечом дрегович. Лях сшибает дреговича с ног ударом щита, но и сам сгибается и жутко кричит – Григорий умудрился достать его клинком в пах. Крик обрывается после второго выпада Григория. Ратник Савелий, с окровавленными мечом и рукой до самого плеча, вымахивает на кучу поклажи, рубит сверху ляха, но тот ловко прикрывается щитом и, в свою очередь, пытается подсечь ноги Савелия. Ратнинец подпрыгивает, пропуская летящее железо под собой, но мешки и свертки расползаются, и Савелий падает, оказываясь во власти противника. Лях замахивается, и в этот миг ему в висок ударяет самострельный болт так, что левый глаз выскакивает из глазницы и повисает на красной жилке. Еще один лях отпрыгивает от копья Арсения, но сзади кто-то из пленников подкатывается ему под ноги, он падает, и его тут же принимаются топтать ногами. Лях, потеряв секиру, умудряется достать нож и тыкает им в пленников, а Арсений, метнув копье, пришпиливает ляха к сланям [46] . Никита Свистун попеременно лупит завалившегося на скамью ляха то краем щита, то рукоятью меча, словно тесто месит. Сзади к нему кидается лях, но падает на спину Никиты уже мертвым, получив от опричников сразу два болта. Никита разворачивается и рубит уже мертвого ляха, а тот, которого он охаживал щитом и рукоятью оружия, лежит неподвижно, жутко скаля зубы сквозь разорванную щеку…
46
Слани – настил на днище ладьи или лодки для удобства ходьбы (ст. – слав.).