Отроку благочестие блюсти...Как наставляли дворянских детей
Шрифт:
После путешествия К. Г. Разумовского образовательные вояжи юных дворян вошли в аристократическом кругу в моду.
В Европе отыскать учителя на любой предмет не было проблемой, и можно было надеяться, что обучение не прервется внезапно на половине курса. Кроме того, путешествие расширяло кругозор отрока, давало неоценимую и настоящую языковую практику и благодаря общению с представителями лучшего тамошнего общества существенно улучшало манеры. Так, во всяком случае, стали считать.
В 1770-х годах для завершения образования за границу ездили князья Александр и Алексей Куракины и, по данной им инструкции, по часу ежедневно занимались языками — французским, немецким и латинским, а также историей, математикой и "правом" (штудировали какую-то компиляцию из популярных в то время законоведов Пуффендорфа и Гуго Гроция), и по часу через день — музыкой и фехтованием.
Князья Хованские, шестнадцати и семнадцати
1
Домашняя бухгалтерия (фр.).
Сыновья мои должны также продолжать занятия языками — французским, немецким, английским и другими, если будет можно". Кроме того, князь Хованский желал, чтобы дети занимались верховой ездой и фехтованием, и, само собой, много внимания должно было быть посвящено обзору местных достопримечательностей. И на все про все отводилось… два года.
Очень достойно выглядела инструкция, написанная в 1780-х годах князем А. М. Голицыным, опекуном троих племянников-сирот, для их воспитателей.
Дети должны были не только путешествовать по Европе и знакомиться с ее культурными и историческими памятниками, но и периодически слушать лекции в знаменитых европейских университетах. Приставленные к детям гувернеры в первую очередь обязаны следить за их физическим и моральным здоровьем, без чего науки не пойдут им впрок. Необходимы были и физические упражнения, и гигиенические процедуры, умеренность в еде и скромность в одежде. Детей следовало оберегать (и тщательно) от дурных примеров и влияний, но вместе с тем не следовало изолировать их от мира, и изредка (раз в неделю) подростки должны были бывать в приличных обществах, а иногда и в театре, "когда представляться будут пиесы, не имеющие ничего противного добронравию и благопристойности. Я сие средство почитаю нужным, потому что… примечаю в детях непристойную робость и застенчивость, которые могут впредь умножиться, а вкоренившись в них, могут остаться навсегда в их характере, ибо препровождать свободные часы в хорошей компании для благородного молодого человека может стоить лучшей лекции. Я повторяю, что наука света для наших молодых князей столько ж нужна, как и учение", — писал князь Голицын.
Из собственно "наук" первое место отводилось церковнославянскому языку и Закону Божию, изучение которых должно было подкрепляться посещением церкви и исполнением религиозных обрядов. Затем А. М. Голицын называл три живых языка — русский, который он именует "языком природным", французский и немецкий. Английский и итальянский языки, равно как и латынь, он считал необязательными, и изучением их подростки могли заниматься по обстоятельствам и по желанию (в итоге все три мальчика в Лейдене прослушали курс латинского языка, а один из них в Италии стал заниматься итальянским). Тут следует оговориться, что если в Европе (особенно в католических странах) латынь считалась для молодого дворянина обязательной, как язык богослужебный и "классический", открывающий дорогу к чтению античной и средневековой литературы, то в России XVIII века ее практическое использование долгое время ограничивалось университетскими лекциями и учеными сочинениями, а учить своих детей в университете большинство аристократов не собиралось; интерес же к античной литературе возник в самом конце столетия. Таким образом, внимание к латыни было в семье Голицыных довольно оригинальным явлением.
Что
Очень важным Голицын считал изучение естественного и международного права. "Из первого познают они собственные свои должности в разных обстоятельствах, в которых они находиться будут, и объяснят им правила, к основанию разумного законоустановления служащие; из второго узнают они учреждения разных правительств". Во всяком случае, знакомство с терминами юриспруденции будет полезно, "дабы они могли с плодом читать книги о законах и правах и разумели бы как в делах, так и разговорах употребляемые выражения в сей материи".
Под конец Голицын коснулся и светской шлифовки своих подопечных — их обучения музыке, рисованию, танцам, верховой езде и фехтованию. Эти предметы "не должно почитать меньше других наук нужными. Особливо верховая езда и фехтование, окроме что принадлежит к существенному воспитанию благородного человека, не должно почитать упражнением для одного увеселения".
Таким образом, как мы видим, дворянское образование и воспитание, по мнению автора плана (как и его просвещенных современников), должны помочь будущей служебной карьере, а также приобретению познаний и навыков, необходимых светскому человеку.
Правда, последствия заграничного воспитания далеко не всегда соответствовали родительским ожиданиям.
В 1787 году обычным порядком для завершения образования отправился за границу тринадцатилетний граф Павел Строганов со своим воспитателем Жильбером Роммом. Путешественники посетили сперва Швейцарию — тогдашнюю педагогическую Мекку, потом направились во Францию и… прибыли в Париж в самый разгар революционных событий 1789 года. И революционный поток увлек обоих — и воспитателя, и воспитуемого. Скоро они уже расхаживали в красных колпаках и мундирах национальных гвардейцев, срывали голос на митингах в Якобинском клубе, куда оба записались, с жадностью читали революционные листки, пели революционные песни и аплодировали возгласам "Аристократов на фонарь!". Едва шестнадцатилетний, Строганов влюбился в знаменитую Теруань де Мерикур, предводительницу женского похода на Версаль, "амазонку революции", и вступил с нею в связь.
В декабре 1790 года по настоятельному требованию императрицы Екатерины II юного графа с некоторым трудом из Франции увезли, и впоследствии он сыграл славную роль в начальных мероприятиях царствования Александра I. А наставник его Жильбер Ромм так и остался в революционном Париже и через несколько бурных лет окончил свои дни в тюрьме.
О другом, более прозаическом, результате заграничного учения рассказывал в своих воспоминаниях граф Ф. П. Толстой. Его знакомый, князь Е. А. Голицын, "много что восемнадцатилетний юноша, был услан по тогдашней моде знатных богатых фамилий воспитываться в Париж по двенадцатому году с гувернером, разумеется, французом, которому в полное распоряжение был отдан 12-летний князь Голицын для морального и научного образования русского князя. Этот мерзавец, как и большая часть того времени гувернеров, дозволил мальчику, не достигшему юношеского возраста, посещать все увеселительные места, которыми наполнен Париж, и пользоваться всеми слишком ранними для такого молодого мальчика, каким был Голицын, забавами и наслаждениями. Зато и возвратился он в Петербург, окончив свое парижское воспитание, совершенно уже отжившим юношею, не умевшим ценить и уважать достоинств ни женщин, ни мужчин, ничего не любивший, всем скучавший, не будучи ничем научен его гувернером, кроме французского языка и манерам, и приемам большого круга; вся его образованность и научность состояла в том, что он знал все любовные проделки и интриги королевы, придворных и всего знатного дворянства при способности во всяком отыскивать какую-нибудь смешную сторону и, увеличивая ее, ловко насмехаться над всеми. Что такое занятие, он не понимал, всем скучал, потому что все ему надоело. Он умер 24 лет от истощения физических и моральных сил".