Отроку благочестие блюсти...Как наставляли дворянских детей
Шрифт:
И что бы в итоге ни вырастало ("что выросло — то выросло"), но смотреть на дворянина и общаться с ним было всегда приятно. Он нипочем не показывал, что на самом деле о вас думает, был до конца ровен, предупредителен и приветлив, разве что, как Павел Петрович Кирсанов, подносил время от времени к лицу наодеколоненный платочек.
XVIII. "Этикетное" воспитание
Обучать дворянского недоросля всем мелочам повседневного этикетного поведения должны были гувернеры и только при их отсутствии — родители. А мелочей этих было великое множество. Вот что говорилось в одном из руководств по этикету: "Гораздо легче объяснить, что такое дурные манеры, чем определить сущность хороших. Для каждого пола и возраста есть свои оттенки:
Мужчина никогда, ни под каким видом не должен в разговоре
В присутствии женщин мужчина не должен садиться верхом на стул. Ни девушка, ни молодая женщина не должны разваливаться на кушетке перед мужчиной.
Молодой человек и молодая девушка не должны разваливаться в кресле, ни опираться локтями о стол; в особенности неприлично это во время еды.
Мужчина не должен разговаривать ни с женщиной, ни с уважаемым им мужчиной, имея в зубах сигару или со шляпой на голове.
Дурной манерой считается напевать на улице или в комнате, так же, как стучать пальцами по столу и вообще производить какой бы то ни было шум.
Шептанье, подавленный или слишком громкий смех также не приняты в хорошем обществе.
Ни женщина, ни мужчина не должны сидеть, положив нога на ногу. Пожилая женщина может дозволить себе несколько большую свободу в манерах, которые, однако, должны оставаться вполне сдержанными".
Здороваясь, следовало целовать руку даме, но ни в коем случае не девушке и т. д. и т. п.
Многого просто нельзя было предусмотреть, и воспитанный человек сам по наитию угадывал, что именно нужно делать в той или иной ситуации.
Светская муштровка должна была до известной степени сделать детей одинаковыми, подавить чрезмерные проявления индивидуальности и "естественности", подогнать под довольно строгий поведенческий шаблон, и вследствие такой подгонки самым главным в воспитании считалось противодействие "упрямству" и "строптивости" детей, причем с самого раннего возраста. Даже рев двухлетнего ребенка вызывал у старших реплику: "Смотри, душа моя, у нее страшный характер. Если не сломишь теперь, потом много будет тебе горя".
Во многих случаях воспитатели просто считали за благо каждый раз поступать вопреки желанию детей. Жесткий контроль и принуждение воспринимались как норма.
Д. Г. Григорович, полуфранцуз по крови, и бабушка, и мать которого были в прошлом гувернантками, получил, можно сказать, двойную дозу гувернерского воспитания. "Я терпеть не мог молоко, — рассказывал он, — меня заставляли его пить под предлогом, что чай сушит грудь, кофе не принято давать детям и, кроме того, надо стараться подавлять первые порывы воли, которые сначала ничего больше, как капризы, причуды, но при потачке могут развиться в неукротимое своеволие. Меня насильно заставляли есть сырую морковь, в уверенности, что она очищает кровь, и т. д. Когда я от чего-нибудь упорно отказывался и начинал плакать, меня немедленно ставили в угол и для большего назидания надевали на голову бумажный колпак с большими ушами. Все это, конечно, делалось с благими намерениями".
Хорошо воспитанный ребенок не должен был капризничать, но должен был беспрекословно подчиняться. Как замечал князь Е. С. Трубецкой: "Эта дисциплина, вошедшая в плоть и кровь, облегчила и облегчает еще многое в жизни. Но все же эта необходимая и разумная дисциплина не может не давить иногда на ребенка, особенно с живым характером".
Многие современники резко отзывались об этой педагогической системе, считая, что она подавляет врожденные, даже положительные, черты характера. Так, А. П. Керн писала: "Любовь среды, окружающей детство, благотворно действует на все существо человека, и если вдобавок, по счастливой случайности, не повредят сердца, то выйдет существо, презирающее все гадкое и грязное, не способное ни на что низкое и отвратительное, не понимающее подкупности и мелкого расчета. Дайте только характер твердый и правила укрепите; но, к несчастию, пока все или почти все родители и воспитатели на это-то и хромают; они почти сознательно готовы убивать, уничтожать до корня все, что обещает выработаться в характер самостоятельный в их детях. Им нужна больше всего покорность и слепое послушание, а не разумно проявляющаяся воля".
Другие, как Б. Н. Чичерин, полагали, что "в воспитании недурно иногда заставлять детей проделывать
Жестким диктатом достигалась и внешняя выправка. Гувернантка должна была буквально ходить следом за воспитанниками и без конца повторять: "Держитесь прямо. Не смейтесь. Не говорите громко. Не ходите скоро. Опустите глаза…" И при этом то и дело: "Parlez done francais!" [7] .
7
Говорите же по-французски! (фр.)
Контролировался каждый шаг, и все неподобающее немедленно пресекалось. Требовалось следить, чтобы дети не тянули слов, не кричали и не шептали, не говорили сдавленным голосом, выговаривали слова и фразы ясно и четко, говорили не монотонно, а с интонациями; не перебивали старших, вообще собеседника, говорили, лишь "когда другой перестанет"; ходили не раскачиваясь, не переваливаясь, ступали бы не на пятки, а на носки. Стояли прямо, "не убирая головы в плечи", смотря "с почтением на того, с кем говорят"; сидели, не болтая ногами, ногу на ногу не клали, не опирались бы локтями о стол. Не допускали бы "неблагопристойности в лице": не мигали бы слишком часто, не гримасничали, не высовывали язык, не бегали бы глазами по сторонам, не смотрели бы с насмешкой. Не ковыряли в носу, не разевали рот и не "пялили" глаза, не кашляли громко, не зевали открыто (прикрывались рукой), не показывали сердитый или надменный вид. Требовалось постоянно проверять, как умыто лицо и руки, причесаны волосы, обрезаны ли или обгрызены ногти. А еще стол. Не класть локти на стол, не брать в рот пальцы, не теребить лицо и волосы, есть с хлебом, правильно держать приборы, не отвечать с полным ртом, не чмокать губами, не прищелкивать языком, не чавкать, не глотать большие куски и не хлебать шумно, не пачкать скатерть, не брызгать и не толкать соседа и т. п. Немедленно преодолевались также все проявления застенчивости, ибо она считалась в дворянском ребенке несомненным пороком.
С утра ребенок должен быть полностью одет, умыт, причесан, должен держаться прямо, смотреть весело, хотя бы на душе было и грустно, относиться ко всем со вниманием, строго держаться общественных приличий и быть готовым все к новым и новым замечаниям.
Временами гувернеры становились для детей просто ненавистны, да и тем такая работа, надо полагать, не доставляла особого удовольствия.
Для хорошей осанки, особенно важной для девочек, гувернантка, едва приступив к своим обязанностям, первым делом надевала на воспитанницу корсет. Считалось, что сделать это надо не позднее чем в семь лет, иначе никогда не будет тонкой талии. При признаках сутулости в корсете полагалось ходить круглосуточно, даже спать в нем. Некоторые дамы так к этому привыкали, что потом всю жизнь спали в корсете. (О пользе подобного обыкновения мы умолчим.) Выправляли осанку и специальные упражнения: ходьба по комнате со сведенными лопатками и сцепленными за спиной руками; с толстой книгой на голове; ежедневные пятнадцатиминутные лежания плашмя на спине на полу и т. п. В результате воспитанную даму от "просто" дамы всю жизнь отличали легкая походка и прямая, как мачта, спина, а также манера всегда сидеть прямо, не откидываясь на спинку стула — даже в восемьдесят лет.
И во всей этой многотрудной воспитательной работе наставники всегда исповедовали главный принцип: "Ничего слишком". Именно поэтому гувернер порицал Пушкина за сочинение стихов, отвлекающих его от домашних заданий, а Чайковского гувернантка чуть не силой вытаскивала из-за рояля и заставляла гулять или играть с другими детьми.
Помимо ежедневной и упорной муштры, тонкости хорошего воспитания постигались и на регулярных "практических занятиях". В пансионах пару раз в году устраивали репетиции различных бытовых ситуаций: как выйти к гостю, как его проводить, дать согласие на танец, как сесть играть по просьбе кавалера, как встретить пожилых родственников и т. п.