Отряд. Тетралогия
Шрифт:
Стихарь поднял голову и прислушался.
Откуда-то сверху явно доносился какой-то иной, не имеющий никакого отношения к проходящему бронепоезду, звук.
– Самолет? – с сомнением в голосе, как бы сам у себя спросил Валерка и тут же отрицательно покачал головой – звук совсем не был похож на звук авиационного мотора истребителя, штурмовика и даже бомбардировщика. Низкий тяжелый рокот накрывал их сверху, и они наконец увидели.
Тяжелая, черная, хищных очертаний машина висела в воздухе метрах в пятидесяти от земли и прямо над железнодорожной насыпью. Под короткими и
Но в воздухе сейчас находился явно не фронтовой штурмовик. И вообще не самолет. Подобных машин никогда не видели ни Велга, ни Дитц, ни кто бы то ни было из людей отряда.
Широкие несущие винты с ревом рвали воздух прямо над угловатой кабиной этого летающего чудища, и еще одни, поменьше, сливались в сияющий круг на длинном осином хвосте.
– Твою мать! – приоткрыл рот Валерка Стихарь. – Это еще что за чудо-юдо?
– Ты на герб взгляни, – посоветовал ему Велга.
На борту черного монстра алый всадник в плаще со вздыбленного коня пронзал тонким копьем поверженного наземь змея.
– Это кто? – изумился Валерка.
– Историю надо знать, – назидательно сказал Велга. – Это, товарищ рядовой, Георгий Победоносец, убивающий Змея. Покровитель Москвы. Изображался на гербе царской России и на копейках. Собственно, слово "копейка" отсюда и пошло.
– Ни хрена себе! Так ведь мы царя давно… того. И вообще…
Тут удивительная машина повела из стороны в сторону носом, будто принюхиваясь, и резко прыгнула вперед и вверх, вслед за бронепоездом.
Ударили пулеметы. Зашипело, засвистело и грохнуло так, что на мгновение заложило уши. Между бронепоездом и летающей диковиной завязался нешуточный бой.
Двое дерутся – третий не лезь. Отряд с удовольствием последовал этому старому, мудрому дворовому правилу и наблюдал за развитием конфликта со стороны, благо на них в горячке схватки никто не обращал внимания, да и они особо не высовывались, стараясь держаться поближе к деревьям и кустам лесополосы.
Летающая машина наскакивала на бронепоезд, будто ястреб на свинью. При этом бронепоезд почему-то остановился, хотя, казалось бы, ему сам бог сейчас велел, наращивая скорость, под всеми парами уходить от настырного противника. А противник оказался не только настырным, но и очень опасным, а также малоуязвимым для огня.
Было хорошо видно, как высекают искры из его бронированного брюха пулеметные очереди, а из пушки попасть по нему было трудно – маневрировал и вертелся в воздухе летун отменно. Да и в долгу не оставался – четырежды срывались с длинным змеиным шипением из-под коротких крыльев реактивные снаряды и как минимум дважды нашли цель.
Но бронепоезд пока тоже держался.
Отплевывались огнем пулеметы, тявкала скорострельная пушка, и кончилось дело тем, что один из ее высокоскоростных снарядов нащупал-таки слабое место у врага.
Задымил, зачадил, закружился на месте черный летун с алым всадником на борту и пошел вниз, словно осенний лист, сорванный ветром. Но не куда-нибудь в сторонку там падал, а прямехонько на бронепоезд.
– Гастелло, мать твою! –
Чудовищной силы двойной взрыв швырнул разведчиков на землю – это сдетонировали боекомплекты летуна и бронепоезда.
… Когда вокруг и рядом перестали наконец падать куски искореженного железа и ошметки человеческих тел, Велга убрал руки с затылка и рискнул приподнять голову.
Все было кончено.
В ста пятидесяти метрах впереди вяло чадили останки бронированных вагонов и паровоза; косо торчал из земли черный обломок несущего винта летающей машины, и ветерок доносил кисловатую вонь сгоревшего пороха.
– Знакомый запашок, – отчетливо произнесли рядышком, и Велга, покосившись, увидел Стихаря, выбирающегося из-под груды каких-то веток, щепок и сбитой наземь листвы. – Во рвануло! Эдак и контузию недолго заработать за здорово живешь.
– Подъем, разведчик, – сказал Александр, отряхиваясь. – Пошли глядеть. Может, кто и в живых остался.
С другой стороны на насыпь уже взобрались Дитц и Майер, и теперь Хельмут, глядя в их сторону, призывно махнул рукой.
Они медленно шли по усеянной кусками разнообразного железа земле, старательно переступая через то, что еще недавно было живыми и теплыми людьми. Пару раз попадались оторванные руки и ноги, но в большинстве случаев и разобрать толком было нельзя, к какой части тела принадлежал раньше тот или другой кровавый ошметок. Впрочем, и русские, и немцы были людьми привычными к такого рода зрелищам. Иное дело свароги. Держащиеся за руки и жмущиеся поближе друг к другу, Карсс и Стана напоминали испуганных детей и вид имели довольно бледный, так что Хельмут Дитц, бросив на них пару раз внимательный взгляд, предложил обоим посидеть где-нибудь в сторонке, пока люди сами не разберутся. К чести старшего советника и принцессы, они отказались от заманчивого предложения и мужественно продолжили путь.
Они тщательнейшим образом осмотрели все вокруг и обнаружили с дюжину относительно неповрежденных трупов в незнакомой маскировочной форме и уже под конец обхода наткнулись на еще живого летчика.
Тот лежал в сторонке, у самой лесополосы, видимо, отброшенный взрывной волной, с внутренностями наружу и страшно изуродованной тем же взрывом половиной лица, но его второй глаз был цел, в глазу этом плескалось через край человеческое страдание. То, что это именно летчик, было понятно по синему комбинезону с Георгием Победоносцем на груди и странному, формой напоминающему шарообразные каски гвардейцев-сварогов, белому шлему, валявшемуся рядом.
Александр Велга покосился на скользкий и дрожащий ком кишок, которые раненый судорожно придерживал руками, и осторожно присел рядом.
– Кто ты, друг? – сочувственно спросил он, глядя прямо в светло-карий, широко раскрытый глаз совсем еще молодого, судя по уцелевшей половине лица, парня.
Едва слышный полустон-полувсхлип сорвался с губ раненого.
– Что? – наклонился к нему Велга.
– Передайте Герцогу, – отчетливо сказал пилот по-русски и замолчал.
– Что передать, друг?