Отсчёт. Топи
Шрифт:
Мне показалось, или в его тоне промелькнуло разочарование? А взгляд-то какой недовольный! Неужели и правда намеревался завести подальше и бросить одну? Интересно, что его остановило – проснувшаяся совесть или напускное благородство? Ему-то уж точно известно, на что я теоретически способна.
– Идём быстрее.
Убедившись, что я больше не намерена отставать, Азор отпустил меня и повёл запутанным лабиринтом улочек и проулков, где жизнь Нижнего порта открывалась во всей красе. Где-то, подпирая друг друга, пьяные мужики брели, то и дело прикладываясь к бутылкам. Кого-то уже не держали ноги, и, стоя на коленях в помоях, они блевали прямо под себя. Мне становилось дурно, стоило издалека услышать протяжные стоны, и даже когда мы проходили мимо, зажимавшие девок мужики не останавливались; их, кажется, только сильнее распаляло наличие наблюдателей, и стоны переходили в крики и заливистый смех. Я старалась не вертеть лишний раз головой, но и под ноги было смотреть невозможно, особенно видя зловонные лужи и всевозможный мусор.
По сравнению с тем, где я гуляла обычно, просто небо и земля! И всё это – один и тот же город? Точно ли? Омнибусы, чистые тротуары со скамейками, степенно прогуливающиеся горожане, красивые витрины магазинчиков… и – вот это. А здесь не только кабаки, здесь же как-то живут простые люди!
– А, – без особой радости воскликнул Азор, останавливаясь у груды перевёрнутых и частично развороченных ящиков. – Повезло.
Я подошла ближе и присмотрелась к тому, на что он указывал. Откинувшись спиной на заляпанную дурно пахнущими пятнами стену, крепко сжимая в руке уже разбитую бутылку, сидел старик. Все его карманы кто-то вывернул, одежда оказалась порезана в нескольких местах, а покрытая проплешинами и сединой голова была вся в крови. Мне почудилось, что он и не дышал вовсе, но Азор уверенно поднёс к его носу кинжал, а потом продемонстрировал мне.
– Дышит.
Я так и не поняла, зачем было использовать для этого клинок, но тону парня поверила.
– Но недолго, – хмыкнул он. – Поторопись.
Недоумевая, уставилась на него. Азор только головой покачал.
– Дальше сама. Не маленькая уже.
От того, с каким хладнокровием он произнёс это, спина покрылась мурашками. Стоило мне сделать шаг ближе, руку с меткой пронзила острая боль – словно в запястье кто-то воткнул раскалённую спицу и протолкнул её под кожей, заставляя нестерпимый жар расползаться во все стороны. Ладонь свела судорога, в висках застучала кровь, и я почувствовала, что не могу дышать.
Ему никто не поможет. Он всё равно не жилец.
Но… я могу помочь. Если перевязать голову, упросить Кирино… он целитель! Ему такое – плёвое дело.
Или он, или ты. Решай. Не медли.
Что решать? Зачем решать? Нельзя как-то иначе? Почему?.. Почему?!
Страх надо победить.
Я услышала чьё-то чужое дыхание, не принадлежавшее Азору, но обернуться не смогла. Не смогла даже двинуться, потому что пронзившая руку боль пригвоздила, словно насаженную на булавку бабочку. Под пальцами стала сгущаться темнота, миг, ещё один – и возник серп. Готовый собрать Жатву.
– Как и просил, – хмыкнул Азор. – Бывай.
Послышался тихий перезвон монет в подкинутом в воздух туго набитом кошельке. Удаляющиеся шаги… и снова – тишина. И я, один на один, с Жатвой.
Убежишь сейчас – умрёшь.
Да как тут бежать, если даже пошевелиться нет возможности? Или… или что-то – кто-то – держало меня, чтобы не сорвалась с цепи раньше времени, подобно изголодавшейся гончей?
Режь.
Нет. Нет! Голос был прав, я умру. Если не сделаю это сейчас – не сделаю никогда. Я всегда буду помнить, как не смогла, не сумела, не заставила себя… и умру. Потому что Жатве нет разницы, чью жизнь забирать.
Я дёрнулась вперёд, схватила старика за волосы – пальцы погрузились в тёплую и липкую кашу, в которую они превратились, смешавшись с кровью, но противно почему-то не было; почудился слабый стон. Вспомнила, как изо всех сил сдерживала серп в ту ночь, когда Кирино спасал Ярая. Тогда со мной был странный голос, тогда она помогла мне, но сейчас я совсем одна.
Успокаивая себя, что этот старик и так умер бы, что я его совершенно не знаю, что лучше уж он, чем…
Лезвие разрезало плоть легко, не было никакого сопротивления. Или всё произошло настолько быстро, что я ничего не почувствовала. Я разжала руку, которой держала голову, и бездыханное уже тело свалилось на землю грудой костей и плоти. Мёртвой грудой.
Я вновь занесла серп. Знак полумесяца нестерпимо жёг кожу, под пальцами пульсировала рукоять, мне слышался тихий гул воронёного металла…
– Возьми себя в руки.
Голос Кирино прозвучал отрезвляюще. Теперь я смогла обернуться и увидела его, стоявшего всего в нескольких шагах, со светящимися льдистым огнём глазами. Что-то внутри кричало и вопило, что если его убить… если занести серп над ним… если… если…
– Слабачка, – криво усмехнулся хмырь, но это оскорбление неожиданно помогло справиться с собой.
Я закрыла глаза и опустила поднятую руку. По телу разлилось приятное чувство, грань между реальностью и темнотой сделалась до того тонкой и зыбкой, что я без труда могла нырнуть за неё. И там бы не было всех этих голодных зубастых взглядов, от которых каждый раз становилось не по себе. Я знала, что их там не будет.
– Уже лучше, – прошептал на ухо Кирино, аккуратно взяв за запястье руки, в которой всё ещё был зажат серп. – Делаешь успехи.
В его словах не звучала похвала – скорее, то было попытка подначить. Если бы я думала, что отлично справилась, если бы я не дала себе слово, что больше не буду вестись на его манипуляции… пожалуй, это подействовало бы.
– Это ты попросил Азора «помочь»? – едко полюбопытствовала я, открывая глаза и отзывая серп – тот, словно послушный ручной зверёк, исчез в завихрениях чёрного тумана.
Кирино изогнул бровь, так и не соизволив ничего ответить. Обидно, но мне с ним тягаться бессмысленно – ни поддеть, ни задеть, ни пройтись по больному. Банально потому, что его слабых мест я не знала.
– А зачем сам пришёл? – не унималась я. – Стало совестно, что бросил всю грязную работу на кого-то?
Нет, наверное, зря я так. Он всё-таки пришёл, не оставил одну. Попросил Азора помочь, постарался всё сделать так, чтобы мне было не страшно. Можно ли это назвать заботой?.. Он и до этого не бросал и по-своему оберегал…
– Не льсти себе. Я беспокоюсь лишь о том, чтобы в процессе закалки инструмент не сломался.
Мне стало больно. Несмотря на то, что я прекрасно знала о настоящем характере Кирино, о его намерениях… несмотря на всё – верила, надеялась, хотела думать… что в глубине души не злой, не ужасный, что где-то там сокрыта маленькая искорка света. Ведь Таши – другой. Он – не сломался, хоть и прошёл через то же самое. А значит, и Кирино… и он… значит…
– Отдам Цикаде, – тут же напомнил хмырь, бесцеремонно заглядывая в голову.