Отшельник
Шрифт:
– Возьму, конечно. Мне люди всегда нужны, а такие, как ты, втройне. Надеялась я, что все же у тебя жизнь иначе сложится с красотой твоей и умом.
Больше мы с ней об этом не говорили. Она в душу не лезла, а мне рассказывать не хотелось никому. И тоска не проходит, и только тяжелее день ото дня становится. Увидеть хочется до какой-то боли исступленной в груди, пальцы сжимаю до хруста, чтоб не зарыдать ночью рядом с мамой. По утрам не выспавшаяся и еле стоящая на ногах в больницу на планерку. А у самой голова кругом и ком в горле горчит. Вроде и есть хочется, но кусок в горло не лезет, тошнит после бессонной ночи так,
– Надя! Надяяя! Ты меня слышишь? В реанимацию надо. Коли обезболивающее и к Виктору Петровичу его! Надь… Надяяя!
А я по стеночке на пол ползу. Во тьму погружаюсь. Пока в себя не пришла от резкого запаха и шлепков по щекам. Словно вынырнула из какого-то болота с мутностью в глазах и кислым привкусом во рту.
Рядом Светлана Анатольевна стоит с тонометром и на меня чуть сощурившись смотрит, и Стасик со стаканом воды.
– Так, ты иди пациентом займись, Стасик, а мы тут с Надей пообщаемся.
Дал мне отпить из стакана и, поставив на стол, ушел из кабинета главврача. А я поднялась с лежака, придерживаясь за голову, которая все еще кружилась.
– Я последние дни плохо сплю. Мама все еще сильно горюет по Мите. Наверное, от недосыпа. Я очень извиняюсь. Я еще утром поесть забыла. Неловко так.
– А задержка у тебя как долго, Надежда?
Я несколько раз закрыла и открыла глаза, не отводя взгляда от полного лица Светланы Анатольевны.
– Нннне знаю. Я как-то. Не помню. Больше месяца… но у нас такое горе и стресс, и…
Светлана Анатольевна усмехнулась и откусила зеленое яблоко, смачно прожевала и положила надкусанным на стол.
– Думаю, месяцев через восемь мы твоему стрессу имя придумывать будем.
Я смотрела на нее и с трудом понимала, что она такое мне говорит.
– Иди к Алевтине Ивановне в гинекологию, пусть тебе экспресс-тест на беременность сделает. Как раз натощак самое оно.
– Какой тест?
– На беременность, Надя. Молодые женщины иногда беременеют. Особенно с такими симптомами кричащими. У меня даже сомнений нет.
Я отрицательно качала головой. А у самой шумело в ушах.
– Бред какой-то.
– Ты сходи-сходи. Бред или нет – анализ покажет. Я троих выносила, я точно знаю этот поплывший взгляд, это давление и обмороки по утрам. От крови не тошнит, м? Меня выворачивало на фиг. Особенно когда Ваньку носила.
Я даже верить в это не хотела, и когда вошла в кабинет Алевтины Ивановны и попросила тестовую полоску, мне казалось, что я совершаю какие-то абстрактные телодвижения, и это вообще не про меня и не обо мне. Увиденные на тесте две полоски повергли в состояние шока. Я села на стул в кабинете гинеколога, отвечая на ее вопросы и словно зомби глядя то на экран маленького телевизора, то на руки врача, нервно подрагивающие, с шариковой ручкой, зажатой между пальцами.
– Я думаю, что беременность у нас примерно восемь неделек. Завтра отправлю тебя к нашей узистке, она посмотрит и даст более точную информацию.
В этот момент я подняла взгляд на телевизор и стиснула руки в кулаки. Увидела ЕГО лицо крупным планом. Не слыша, что именно говорит диктор новостей. А потом уже издалека камера выхватывает, как Огинский выходит из машины с той… с блондинкой, чей отец и муж… тогда на вечеринке.
«Я слышала, дочка Неверова как-то была его любовницей. Кажется, пыталась выбить инвестиции для своего мужа. В итоге инвестиций не получила, но член Огинского попробовала. Какой же он любовник, оооох».
Кажется, я рассмеялась в ответ на вопрос Алевтины Ивановны – потому что так называемого отца как раз показывали с очередной шлюхой. Я даже не слышала, что мне говорит врач, вышла шатаясь из ее кабинета и не отпрашиваясь пошла домой. Всю дорогу у меня перед глазами мельтешили две полоски и внутри такой хаос поднимался, что, казалось, с ума схожу. Казалось, я от боли сейчас взвою. Зашла домой, в обуви прошла в ванную, выхватила из шкафчика ножницы, ими принялась кромсать свои волосы. С какой-то одержимой хаотичностью, кусая губы до крови и захлебываясь слезами.
– Ненавижу! Будь ты проклят… как же я тебя ненавижу! Ненавижууууу!
«Мне тебя надо, Надяяя. Тебя… Вместо перекиси, вместо анестезии, ты же сама… сама сказала, что нужна мне».
Ложь! Сплошная ложь! Ты весь ложь! И ребёнка твоего я не хочууу, не хочу, не хочу, не могу больше… не могу.
«К черту всех, когда ты здесь. Когда ты здесь, весь мир может на хер взорваться, и я не замечу. Ты это понимаешь, Надя?
Ткнула ножницами в зеркало и покромсала свое отражение, содрогаясь и задыхаясь от рыданий. Держась одной рукой за раковину, а другой кроша ту дуру в зеркале на осколки.
ГЛАВА 34
И буду благодарен я судьбе:
Пускай в борьбе терплю я неудачу,
Но честь победы приношу тебе
И дважды обретаю все, что трачу.
Готов я жертвой быть неправоты,
Чтоб только правой оказалась ты.
– Ну и что, моя хорошая? Пусть без отца. Какое это имеет значение? Он наш с тобой…
– Не хочу, мамаааа. Он вышвырнул меня… вышвырнул, понимаешь? Он дьявол… не человек. Как можно от такого рожать… ты не знаешь, что это за монстр!
– Тшшшш… посмотри на меня. Посмотри мне в глаза. Во мне ты видишь дьявола?
Захлебываясь слезами, сидя на полу в объятиях мамы, я сквозь рябь слез смотрела на ее осунувшееся лицо и отрицательно качала головой.
– Ну вот… вот… А этот ребенок часть меня, часть тебя… Может, это наш Митя вот так вернулся обратно.
Она гладила меня по щекам, по голове, а я задыхаясь вертела головой из стороны в сторону, размазывая кровь и слезы, сжимая ее пальцы все сильнее.