Отсрочка от казни
Шрифт:
– А при чем здесь Леся? – пожал плечами Влад. – Регина же накатила на него бочку.
Я повернулся к Лесе.
– Ты не объяснишь моему другу, почему не ты, а Регина накатила на негра?
Леся молчала, покусывая губы.
– Тогда объясню я. Поезд подъезжал к товарной станции. Леся находилась в одном купе со спящими Бунимасом и Региной. К этому моменту она уже открыла ключом входные двери, затем подкинула этот ключ в сумочку Милы и приготовилась встречать возлюбленного. Надеясь, что никто из спящих ничего не заметит, стала светить фонариком в окно, подавая Филину сигнал. К своему несчастью, в этот момент проснулся Бунимас и спросил у Леси, что она делает. Не знаю,
Влад мял свой тяжеловесный подбородок и, нахмурив брови, смотрел в огонь. У Леси словно перегорели нервы. Она как будто окаменела и теперь сидела у костра с совершенно спокойным, лишенным всяких эмоций лицом.
– Когда Филин ворвался в вагон, – продолжал я, – он не случайно выбрал Влада в качестве живой мишени и приковал его к окну. Леся не поскупилась на эпитеты, рассказывая Филину о силе и вспыльчивости моего друга и его угрозе выдать ее таможенникам за провоз мумие. Сама же она продолжала играть роль несчастной заложницы и подруги Регины.
Я сделал глоток из кружки. Перекипевший кофе был горьким, как деготь.
– И кто ж подругу отправил на тот свет? – спросил Влад.
– Ты был уверен, что Филин, – напомнил я. – Нет, Филин в этой истории был кем угодно, но только не убийцей. Возможно, что он брезговал или даже боялся быть палачом, и лишь когда он внушил себе, что смертельно болен, то решил уйти из жизни вместе с нами. И не пожалел бы свою Лесю, между прочим. А она до сих пор считает, что он любит ее трепетно и нежно.
– Заткнись, – попросила она, закрыв глаза. – Не смей говорить об этом.
– Хорошо. Я буду говорить о Регине.
– Да! – с диким мстительным огнем в глазах воскликнула Леся. – Расскажи про Регину! Как ты заставил ее рисковать собой и добывать для тебя нож! Эта глупая девчонка влюбилась в тебя, а ты использовал ее как смертника!
Леся сделала мне больно. Совесть моя была чиста, я не заставлял Регину рисковать ради меня, не подставлял ее и не посылал на смерть. Один только раз я попросил ее раздобыть для меня нож. Задача казалась мне простой: у Леси был прекрасный туристский тесак, которым я мог бы пустить кровь Филину. Мне казалось, что Регина через Лесю сумеет незаметно передать тесак мне – тогда я еще не знал, что Леся работает на Филина.
Влад и Леся смотрели на меня. Передо мной стояла самая идиотская задача, с которой я когда-либо сталкивался: доказывать, что не сволочь и не подонок. Я не стал этого делать. Каждое мое слово оправдания звучало бы жалко и неубедительно, чего очень добивалась Леся.
– Ты убила Регину за то, что она попыталась помочь мне, – сказал я. – Ты сделала это после газовой атаки, надеясь, что эту смерть мы спишем на ядовитый газ. Регина не успела прийти в себя, как ты задушила ее полотенцем.
– Каким полотенцем?! – со слезами в голосе воскликнула Леся. – Как я, по-твоему, это сделала? Да сил бы у меня не хватило задушить человека! Не смогла бы я этого сделать! Не смогла!
– Ты компенсировала малодушие Филина, – продолжал я. – Он был судьей, а ты палачом. Он указывал направление, а ты расчищала дорогу. Идеальный союз двух криминальных выродков!
– Замолчи! – взмолилась Леся. – Ты ведь ничего про нас не знаешь! Зачем так говорить…
Она плакала. Этим слезам я верил. Леся думала о себе иначе, намного лучше, но впервые взглянула на себя моими глазами, и ей стало страшно.
Влад встал и принялся, как и я, бродить вокруг костра. Мой друг хотел оставить за собой право сказать последнее слово, но я его предупредил:
– Это еще не все.
Влад вскинул голову и испуганно посмотрел на меня.
– Как? Разве было что-то еще?
Наконец-то Леся почувствовала себя незаслуженно обиженной. Глотая слезы, она закивала и произнесла:
– Вот-вот! Теперь он будет вешать на меня всех собак!
– Могло быть еще два трупа, – объяснил я, делая ударение на слове «могло». – Они были запланированы Лесей, и развязка уже была близка. Но без автомата, надеюсь, у нее уже ничего не получится.
– Конечно! – всхлипывая и вытирая платком нос, сказала Леся. – Теперь можно придумывать, фантазировать. Можно назвать еще сто человек, которых я хотела убить. Давай, вали на меня! Девушку легко обидеть! Я ушла от человека, который меня предал, надеясь, что вы станете для меня надежными защитниками…
– И это неправда, Леся, – вздохнув, перебил я. – Ты ушла от Филина не потому, что он тебя предал. А потому, что он отказался от этих ящиков. А ты слишком жадная, слишком хотела разбогатеть, чтобы так просто отказаться от них. И увязалась за нами, чтобы убить нас, а контейнеры спрятать до лучших времен.
– Господи! – всхлипывала Леся. – Даже в самом паршивом суде есть защитники! А тебя послушаешь, так я, получается, вообще не человек, а маньячка какая-то! Мне перед твоим другом стыдно! Ты меня унизил так, как никто и никогда в жизни…
Слезы ручьем лились по щекам Леси. Влад ходил вокруг костра мрачнее тучи, поглядывая на меня с немым укором.
– Что мне теперь делать? – прошептала Леся и высморкалась в платок. – Пустить себе пулю в лоб? Или уйти в пустыню, к змеям? Какую вы кару для меня придумаете?
– Ладно, сиди! – строго сказал ей Влад. – Мы не судьи, чтоб кару тебе придумывать. Пойдешь с нами до шоссе, а там расстанемся. Ты ничего не знаешь, и мы ничего не знаем. Ясно?
Леся кивала, вытирала ладонью глаза, вздрагивала и жалобно поглядывала на меня, понимая, что последнее слово все-таки остается не за Владом, а за мной. Мне стало ее жалко. Увидеть себя со стороны беспощадной правды – испытание тяжелое для любого человека. Для девушки, воспринимавшей криминал как захватывающие, романтические приключения, правда стала настоящей трагедией. Я уже пожалел, что устроил в ее присутствии разбор полетов по полной программе. Можно было обо всем рассказать Владу, а у Леси отобрать автомат да надавать ей ремнем по заднице, чтобы уважала старших.
– Я замерзла, – прошептала Леся, как побитая собака поглядывая на Влада. – Сделай, пожалуйста, кофе…
Влад, с удовольствием ухаживая, торопливо поднял с песка свое одеяло и накрыл им плечи Леси. Конечно, его роль куда более привлекательна, чем моя. Он большой, сильный и добрый человек. Он не говорит обидных слов, он заботливый и нежный. Если бы я не торчал здесь, как бельмо на глазу, он лежал бы уже на ней, согревая девушку своим телом.
Странно все-таки устроены люди! Без правды в мире начнется хаос и светопреставление, но иногда от нее шарахаются, как черт от ладана, иногда с таким удовольствием играют, лгут, лицемерят… Может быть, ложь и лицемерие заложены в каждом человеке генетически, и если он не отыграет положенное ему время, то правда перестанет быть правдой?