Отстойник
Шрифт:
– Жених твой?
– ухмыльнулась Алёнка, окинув меня внимательным взглядом.
– Брат, - неожиданно заявляет Катя.
Я в удивлении вскидываю на неё глаза, а она, как ни в чём не бывало, получает слегка обгоревшую голубиную ножку, с удовольствием кусает, и, закатывая глаза от наслаждения, с хрустом жуёт.
– Пережарили!
– недовольно хмыкает Вова, брезгливо нюхает воздух, сползает с камня и словно исчезает.
– Опять гулять пошёл, - замечают из толпы.
– И часто, он гуляет?
– как бы, между прочим, спрашивает Катя.
– Под вечер
– ребята смеются. Судя по всему, его никто серьёзно не воспринимает.
Как хорошо около костра. Стемнело, ветер утих, на небе огромные звёзды, Владимир Петрович играет на гитаре, голос у него с хрипотцой, но очень приятный.
В основном песни о горах, о друзьях, совсем немного о любви. Ароматный дым струится вверх, на треноге подвешен закопченный казанок, в нём аппетитно булькает каша с тушёнкой.
Девушки по очереди помешивают кашу, парни из-под углей выгребают печёную картошку, кто-то поджаривает кусочки хлеба на прутиках.
Алёнка прижалась к крепкому парню, что-то говорит ему в ухо, тот только ухмыляется. Он мощный, грудная клетка как щит, на скуластом лице прогуливаются бугры, а взгляд спокойный, но несколько отрешённый.
– А мой Гена в десанте служил, - невпопад говорит Алёнка, видимо хочет показать своё превосходство над Катей.
– А Кирилла орденом Красной звезды наградили, - ехидно парирует она.
– Катя!
– я одёргиваю свою напарницу.
– Что, действительно орден есть, покажи?
– удивляются спелеологи.
– Не одел, - улыбаюсь я.
– А почему?
– с вызовом спрашивает Алёнка.
– Не захотел.
Алёнка хмыкает, но в рассуждения не стала влезать.
– В Афганистане служил?
– баском спрашивает Гена.
– Нет.
– А за что дали?
– слышится тоненький голосок Тани. Она миниатюрная, пухлые губки, грудь как два арбузика - не девушка, а мечта.
И тут я срываюсь! Рассказываю про бой, сравнимый, разве что со Сталинградской битвой. В небе пикируют истребители, в кустах ревут танки, я же отбиваюсь от полчищ разъярённых диверсантов.
Первую минуту меня внимательно слушают, даже дыхание затаили, затем все гогочут как гуси за изгородью, они поняли мою шутку и, надеюсь, больше вопросов задавать не станут.
Когда все успокоились, с котелка стали накладывать по тарелкам душистую кашу, так некстати звучит голос Алёнки: - И всё же, за что тебе дали орден?
Грустнею от этого вопроса, но приходится отвечать: - В засаду попали, в перестрелке меня ранили, - угрюмо говорю я.
Гена с понимание посмотрел на меня, прижал к себе Алёнку, шепнул её что-то на ухо, она поджала губы, вроде даже покраснела.
Ночь в самом разгаре, часть народа уже отдыхает в палатках, кто-то ещё возится у костра, Владимир Петрович рассказывает оставшимися немногочисленным слушателям о своей встрече с великим Кастарэ, французским спелеологом. Кстати, в его честь на Караби яйле назвали одну из пещер. Катя ковыряет плоским ножом, погоревшую кашу.
– Второй час ночи, Катюха, пора спать, - я откровенно зеваю.
– Ты иди, я по своим делам схожу, - напарница встаёт и
– Катя, подожди!
– Алёнка срывается с места.
– Мальчики налево, девочки направо, - бросает кто-то шутку.
Девушки растворяются в ночи. Все вползают в палатки, я тоже лезу, но некое нехорошее предчувствие заставляет меня выбраться обратно. Встал, вглядываюсь в темноту.
Давно должны прийти. Мне становится неуютно, оглядываюсь, костёр догорает, никого уже нет, вокруг темнота, едва виднеется древняя стена, впереди чернеет скала, сзади стоят молчаливые деревья.
Только собираюсь идти вслед девушкам, возникает знакомый силуэт. Катя неторопливо бредёт вдоль стены.
– Катя, ты одна?
– А почему я должна быть с кем-то?
– Алёнка где?
– Ах, Алёнка?
– Катя словно что-то вспоминает.
– Обычная дура, увязалась за мной, а тут Вова появляется. Луна, что ли на него так подействовала, начал в волка превращаться, я это прекрасно вижу, а Алёнка ещё нет. Я нож достала, руку себе пырнула, капнула на свой камушек. Внезапно эта дура на меня кидается, подумала, что я Вову ножом буду резать, вцепилась в руки, держит меня и истерически орёт, а тот смеётся, пасть разинул. Тут я и преобразилась, случайно когтями зацепила, кишки у Алёнки все и вывалились ... а затем Вове голову оторвала.
– Катя, что ты натворила?!
– я в ужасе всплёскиваю руками.
– По твоему, мне должны были оторвать голову?
– с вызовом произносит она, а глаза светятся слепящим зелёным огнём, и пахнет от девушки кровью и смертью.
– Катюша, ты в зверя превращаешься!
– Звери они, а я дракон.
Гл.14.
Зябко, дождя нет, но сыро. С тоской гляжу на зашнурованные до самого верха палатки, сейчас там обогреваются "шмелями" - миниатюрными керасинками, представляю как там тепло. Нырнуть бы в одну из них и растянуться в тепле и спокойствии, но это не для нас. Я пока ещё не знаю, как назвать то, что мы наделали, это преступление или досадная случайность. Ладно, Вова-оборотень, хотя и его почему-то жалко, но Алёнка! Болезненно кольнуло сердце, вспоминаю Дарьюшкино предостережение, опасно поить свои чёрные камни кровью, так можно растерять всё человеческое. Покосился на Катю, её глаза ярко светятся в темноте, угольно чёрные зрачки вытянуты как у кошки, а от тела всё ещё волнами отходит жар от недавнего перевоплощения в дракона.
– В моём распоряжении была секунда, если б я не вырвалась из рук Алёнки, он бы меня убил, - Катя неожиданно начинает оправдываться.
– Думаешь, мне её не жаль? Говорила, пройдусь к башням сама, нет, попёрлась за мной, не камнями же её отгонять!
– Ты специально искала Вову?
– с осуждением произношу я.
– Он посчитал нас своей дичью, не просто так тебя подранком назвал. Я уверена, здесь бродят и другие оборотни, у башен разбросаны кости.
– Человеческие?
– напрягся я.