Отступник
Шрифт:
— Почему ты просто не стер с лица земли замок вместе с хозяином и всей челядью, коль скоро власть твоя так велика?
— Это было бы слишком просто. Куда забавнее наблюдать, как далеко может завести человека подлость и страх. Наконец тупица нашел способ обезопасить себя: он нанял корабль, который доставил меня в изгнание на остров.
— Разве ты не мечтал вернуться и отомстить?
— Зачем? Как только нога моя ступила на пустынный берег, я понял, что скитаниям пришел конец и пора овладеть наследством, которое оставил мне учитель.
— Ты получил наследство? Зачем же было наниматься
— Мое наследство выражалось не в звонкой монете, хотя стоило куда больше.
— Что ж это было? Алмаз чистой воды?
— Поднимай выше! Я обрел Тайное Знание…
— А-а… — разочарованно протянул варвар, в глазах которого заклинания и заговоры не имели особой цены. Киммериец предпочитал что-нибудь материальное. Пренебрежение, которое выказал собеседник, не обескуражило Симплициуса.
— Ты не понимаешь, о чем идет речь, — горячо продолжал он. — В Кхитае я наблюдал за тем, как лечат жемчуг.
— Лечат?
— Да. Превращают невзрачный шарик с поврежденной или тусклой поверхностью в сокровище. Мастер осторожно счищает оболочку, и перл рождается заново. Что-то подобное можно проделать и с человеком.
— Содрать с него кожу? — осклабился Конан.
— Не старайся казаться глупее, чем ты есть. Речь идет о врачевании души, об очищении от скверны.
Варвар поежился. Сейчас пойдут призывы к умерщвлению плоти. Он никогда не находил прелести в самобичевании и был вполне доволен собой.
— Что же для этого нужно? Ходить по раскаленным углям?
— Ничего подобного. Надо только совершить обряд очищения.
Конан обеспокоился уже не на шутку. Слово за слово — и ему предложат взойти на алтарь. Не слишком ли высокая плата за кров и стол? Надо придать мыслям гандера более безопасное направление.
— Что же мешало тебе заняться этим достойным делом сразу после смерти наставника?
— Страх, презренный страх… Отведай этих плодов! У них изумительный вкус. А я расскажу тебе вендийскую притчу.
Конан надкусил медовую мякоть, такую сочную, что липкие струйки побежали по подбородку, и охотно приготовился внимать гандеру. Варвар всегда любил слушать сказки.
— Один мастер отлил из воска куклу. Она была так прекрасна, что создатель воспылал к ней страстью. Боги услышали его мольбы и вдохнули в куклу душу. Счастью мастера не было предела, но однажды он куда-то отлучился. Кукла увидела огонь и спросила его: «Кто ты?» — «Дай мне лизнуть твой палец — и узнаешь», — отвечало коварное пламя. Восковая статуя сунула палец в огонь, и палец растаял. «Я не понимаю», — пожаловалась кукла. «Этого мало», — пропел огонь. И когда пламя поглотило целиком создание из воска, кукла прошептала: «Огонь — это я».
— Мудреная сказка… Что она должна означать?
— Цена познания очень высока. Но даже заплатив ее, ты не можешь быть уверен, что обрел истину.
— Так вот чего ты страшился! А скажи…
Конану не удалось закончить фразу, потому что снаружи донесся топот ног, крики и стоны. Симплициус бросился во двор. Киммериец последовал за ним.
Взысканный богами врачеватель,
Живота и смерти я податель.
Я владею даром исцеленья.
Ведомы мне травы и коренья.
Ясно зрю биенье жизни соков.
Жребий сей вознес меня высоко.
Славен тот, кто истину обрящет,
Чудотворен свет ее манящий.
Вступление к лечебнику,
составленному Майнолъфом
Гандерландским
Возле бассейна толпились слуги. При появлении хозяина возбужденные люди отпрянули и пропустили вперед коренастого коротышку, который поддерживал раненого. Бросив беглый взгляд на эту пару, Конан сразу признал в них пиктов. Только на вересковых пустошах и встретишь такие звериные рожи с низкими лбами, крохотными, сверкающими злобой глазками и тяжелой челюстью. Хотя киммериец на дух не переносил лесных крыс, поскольку немало претерпел от их стрел с кремневыми наконечниками и каменных топоров, он против воли пожалел раненого пикта. Правая кисть была оторвана или откушена начисто, из руки хлестала кровь. На плече и на груди зияли глубокие рваные раны. Черная струйка выбегала из-под лохматых волос.
Симплициус не стал тратить времени на расспросы. Томившее его беспокойство пропало бесследно.
— Туда! Живо! — велел он тому, кто поддерживал раненого, указав на темный проем двери рядом со входом в пиршественную залу. — Ты — за термитами! — получил распоряжение чернокожий. — Принесите факелы!
Отдав приказания, гандер пошел вслед за пиктами, а Конан увязался за ним. Варвару было любопытно, что предпримет врачеватель. Так ли он хорош, как хвастает?
Небольшая комната была уже ярко освещена. Раненого успели уложить на возвышение из мрамора, напоминающее алтарь. Сходство усиливалось тем, что повсюду алели пятна крови. Возле распростертого тела хлопотал Мэн Чан. Кхитаец промывал раны какой-то рубиновой жидкостью. Если нюх не обманывал киммерийца, это было вино. Искалеченную руку перетянули жгутом выше запястья, но кровь все равно сочилась.
Конан покачал головой. Безнадежное дело! Пикт истечет кровью, сколько ни мудри. Варвар знал, как это бывает. Человек словно засыпает. Лицо его постепенно белеет, губы становятся синими. Сила утекает вместе с кровью. Умирающий то и дело просит пить.
Между тем Симплициус возился у длинного стола возле стены. Шевеля губами, словно приговаривая что-то про себя, он размешивал в фарфоровой чаше бурый порошок, который упорно не желал растворяться в воде. Когда же снадобье было приготовлено, его дали выпить раненому. Вскоре стоны утихли, и тело пикта застыло в каменной неподвижности.
Киммериец встретился взглядом с Симплициусом.
— Правильно, — одобрил он. — Бедняге все равно уже не помочь. Так лучше избавить его от мучений.
— Я дал ему не яд, — холодно возразил гандер. — Сейчас душа на время отлетит от тела. Он не почувствует боли, а я смогу спокойно заняться ранами.
— Что это за зелье? Черный лотос?
— Нет. Есть такой корешок. Отыскать его непросто: листья у травы неприметные, ягоды мелкие, желтые. Не всякому корень дается в руки. Говорят, когда его выкапывают, слышатся странные звуки — плач или смех. Очертаниями корень похож на человечка. Из него готовят и любовное зелье, и снадобье, которое дарит забвение, подобное смерти.