Отсюда и в вечность
Шрифт:
Холмс подумал, что надо будет поговорить с Карей. Полковник захочет, чтобы она была на вечеринке у бригадного генерала, и ему придется найти способ уговорить ее. Если бы она только согласилась быть поласковее со старым болваном! Это гарантировало бы Холмсу званне майора, даже если бы команда проиграла в этом или следующем году.
У ворот он машинально отдал честь нескольким рядовым, возвращавшимся из гарнизонной лавки, и, перейдя через улицу, направился к своему дому.
Глава
Карен Холмс расчесывала свои длинные светлые волосы, когда вдруг услышала, как хлопнула входная дверь и в кухню, тяжело ступая, во!пел Холмс.
Она занималась прической почти час и была полностью поглощена этим занятием, не требующим особых усилий мысли. Вся во власти массы своих длинных золотистых волос, которые струились сквозь частые зубцы расчески, она забыла обо всем на свете и только наблюдала в зеркале ритмичные движения рук.
Прической Карен заниматься любила, как любила и готовить. Это освобождало ее от всяких мыслей. Если бы она хотела, то могла бы стать великолепной кулинаркой. Еще одним ее увлечением были книги. Все это явно отличало Карен от других офицерских жен.
Стук двери нарушил ее священнодействие, и она вдруг почувствовала, что смотрит на собственную посмертную маску, бледную, безжизненную, сверкающую кровавой раной — густо накрашенными губами.
Услышав шаги мужа, она отложила в сторону расческу и закрыла лицо руками.
Холмс, даже не сняв шляпу, решительно вошел в комнату.
— Хэлло, — виновато сказал он. — Я так и думал, что застану тебя дома. Зашел переодеться.
Карен взяла расческу и снова занялась прической.
— Машина стоит около дома, — сказала она.
— Правда? — спросил Холмс. — Я не заметил.
— Я приходила к тебе в роту сегодня утром. Искала тебя.
— Зачем? — удивился Холмс. — Ты ведь знаешь, я не люблю, когда ты бываешь среди солдат.
— Мне нужно было попросить тебя кое о чем, — солгала она. — И я считала, что застану тебя на месте.
— У меня с утра было дело, и я не сразу пошел в казарму, — в свою очередь солгал Холмс. Он развязал галстук, сел на кровать и стал снимать сапоги. Карей промолчала.
— У тебя ведь нет ко мне претензий? — спросил Холмс.
— Конечно нет, — ответила Карен. — Я и не собираюсь расспрашивать тебя о твоих делах. Таков был наш уговор.
— А стоит ли поднимать этот вопрос?
— Просто я хочу, чтобы ты знал: я не так глупа, хоть ты и считаешь всех женщин глупыми.
Холмс поставил сапоги у кровати, снял пропотевшую рубашку и бриджи.
— Что ты хочешь этим сказать? В чем ты меня теперь обвиняешь?
— Ни в чем, — улыбнулась Карен. — Ведь мне давно ужо все равно, сколько у тебя любовниц. Но, ради бога, будь хоть один раз честным.
— Ну вот! — с отвращением закричал он, чувствуя, как приятное возбуждение от предстоящего свидания постепенно исчезает. — Хотел только зайти домой сменить форму и поесть. Вот и все.
— Мне кажется, — сказала она, — ты просто
— Конечно не знал, черт возьми! Но я думал, что ты можешь быть дома, — закончил он неуклюже, уличенный во лжи. — Другие женщины! Чему я обязан на этот раз? Сколько раз я должен повторять, что у меня нет других женщин.
— Дайнэ, — сказала Карен, — поверь, у меня тоже есть голова на плечах. — Она засмеялась, но вдруг резко оборвала смех, увидев в зеркало, сколько ненависти было у нее в глазах.
— Если бы они у меня были, — сказал он, надевая чистые носки, и в его голосе слышалась жалость к самому себе, — неужели я бы не признался тебе в этом? Сейчас, при наших взаимоотношениях, у меня нет причин скрывать это, ведь так? Какое же ты имеешь право бросать мне такое обвинение?
— Какое право? — спросила Карен, глядя на него в зеркало.
Под ее уличающим взглядом Холмс весь съежился.
— Ага, — сказал он, удрученно вздохнув, — ты опять об этом. Интересно знать, сколько ты будешь напоминать об этом, прежде чем позволишь спокойно жить? Сколько раз я должен тебе повторять, что это была чистая случайность.
— Ну тогда все в порядке, — сказала она. — Этим все исчерпано, и мы даже можем притвориться, что вообще ничего не было.
— Я этого не сказал, — возразил Холмс. — Я знаю, как это на тебя подействовало. Но откуда я мог знать? Я не подумал об этом, а потом оказалось уже поздно. Что еще я могу сказать, кроме того, что очень сожалею?
Глядя на нее в зеркало, он старался казаться возмущенным, но вынужден был опустить глаза.
— Дайнэ, — с отчаянием сказала Карен, — ты же знаешь, как я не люблю говорить об этом. Я стараюсь забыть о случившемся.
— Хорошо, — ответил Холмс, — но сейчас ты сама начала этот разговор. Нп ты, ни я не забыли о случившемся, хотя прошло уже восемь лет.
Он устало поднялся и прошел в спальню, чтобы переодеться.
— Беда в том, что у меня по сей день остался неизгладимый след от этого случая! — крикнула Карен вслед ему. — Ты же легко отделался и никаких последствий не ощущаешь.
Незаметно она провела рукой по животу, нащупала грубый рубец шрама. «Вот в чем главная беда». Она была на грани истерики.
Холмс решил все-таки отправиться на свидание, хотя настроение у него было испорчено. Он переоделся в спальне и снова вошел в гостиную. Уныние и чувство вины уступили в нем место уверенности. Однако он принял виноватый вид, как делал всегда, когда нужно было обеспечить себе победу.
Карен поняла его настроение. В зеркало она видела его в белье, крупного, с кривыми ногами и густыми черными волосами на груди. С явным выражением сластолюбия и ущемленной гордости на лице он напоминал беспутного монаха. Черные завитки волос с груди устремлялись вверх к шее. Столь непривлекателен был вид этого человека, что Карен брезгливо поморщилась и подвинулась на стуле так, чтобы больше не видеть его отражения в зеркале.