Оттенки Порочности
Шрифт:
Он выпустил смешок.
– Я не бросил ее умирать, но сделал почти все остальное. Я должен был в одиночку кричать о подмене весь путь от тюрьмы до исправительных колоний. Но мой отец сказал мне, что никто не поверит мне и я был запуган его положением, подкупленными охранниками и верой в то, что я, простолюдин, не смогу одержать победу над "лучшими", какими себя видели дворяне тогда. Поэтому я молчал.
– Возможно, ты не смог бы победить, - мягко сказала я.
– Суды тогда отдавали предпочтение богатым и могущественным.
– Они все еще это делали, слишком часто.
–
– Что же я получил, играя в безопасность и недонесения властям?
– резко ответил он.
– Приговор за убийство, адское заключение и мертвую маму, которую я ненавидел прежде, чем узнал, что она была намного храбрее меня.
Так много вещей о нем теперь имело смысл. Я удивлялась, как кто-то, столь лояльный и благородный мог быть таким мятежным, презирающим закон, манипулирующим ублюдком. Теперь я понимала. Ян превратился в совершенную противоположность человеку, которым он был тогда, потому что он обвинял этого человека в своем заключении и смерти его матери. Не потому ли Ян умрет за своих друзей, но постоянно держит их на расстоянии вытянутой руки? Разве он не верил, что тоже заслуживает их любви?
Я не собиралась давить, спрашивая. Когда кто-то показывает вам свои шрамы, вы не тыкаете в них, чтобы узнать, какой из них причинит боли больше всего.
– Скажи мне, что твой отец заплатил за то, что сделал, - сказала я вместо этого.
– Скажи мне, что он умер жестоко и мучительно.
Он издал признательный звук на горячность моего тона.
– Два десятилетия спустя, когда я вернулся в Лондон, я допросил его, чтобы выяснить остальное, что произошло. Потом я вырвал его горло.
Хорошо.
– Что на счет твоего брата?
Он вздохнул.
– Мне не нужно было его убивать. О, я хотел, так как он был в восторге от подмены в тюрьме, несмотря на то, что мы были дружны, как наследник и ублюдок. Но то, что Ян нарушил закон и отец отправил его к родственникам во Францию оказалось недостаточно, чтобы обуздать его садистские наклонности. В конце концов, он убил не ту проститутку и был убит ее любовником.
Справедливость восторжествовала, подумала я, но оставила это при себе.
– После того, как ты сбежал из исправительной колонии, ты решил оставить себе имя, которое тебя навязали. Почему?
Он так долго молчал, что я собиралась снять вопрос. Но затем он сказал:
– Полагаю, по той же причине, что и мой друг Чарльз, называющий себя Спейдом- инструментом, который ему назначили. Некоторые вещи вы не хотите забыть, чтобы не потерять урок, полученный с ними. Моим уроком было осознание, кто я. Я думал, что знаю, когда времена легкие, но то, кто ты, когда все плохо, и есть настоящая правда. На самом деле, именно поэтому я наслаждаюсь болью. Ты либо чувствуешь это, либо нет- никакой лжи, сломанного доверия и никакого самообмана. Тогда я думал, что я не убийца, как мой брат. Оказалось, что был. Когда я принял это, я сохранил имя Яна, как напоминание.
– Кого ты убил?
– спросила я мягко.
Я почувствовала, как он положил голову на руку. Я хотела обернуться, но осталась смотреть в другую сторону. Может, ему нужна была иллюзия уединения, как и мне раньше.
– Надзирателя тюремной
– Я решил убить его. Знал, что буду висеть за это, но мне было все равно. Однажды ночью, я выманил его за пределы лагеря, под видом жажды его внимания. Затем я перерезал ему горло и побежал. Думал, что другие охранники поймают меня, но проходили дни и они меня не поймали, и тогда я понял, что сбежал. Тогда я понял, что это не имело значения. Я все равно бы умер. Ты слышала остальную часть истории.
Да. Менчерес нашел его, и родилась безграничная преданность Яна своему родителю.
– Спасибо, что ответил на мой вопрос, - сказа я ровным голосом.
– Но я не согласны с причиной, по которой ты сохранил имя брата. Ты не был убийцей, как он. Ты был мстителем за обиды. Если я тогда выбирала тебе имя, то выбрала бы Аекитас.
– Латинское понятие справедливости?
– Я почувствовала его смех, затем почувствовала прикосновение его губ к моей спине.
– Иногда, маленький Страж, ты действительно восхитительна. Я настолько далек от "справедливости", насколько может быть человек. Я согласился бы на это, если бы был ироничным.
– Как я называю себя латинским словом "истина", когда все во мне ложь?
– Заметила я.
Теперь его смех стал ниже.
– Да, и я снимаю перед тобой шляпу. Я думал, что я мятежник, но ты- само определение этого слова.
– На тебе нет шляпы, - пробормотала я.
– Нет, есть, - сказал он, подчеркивая свою точку зрения, подтягивая складку ткани между нами. Я закрыла глаза, когда почувствовала его голое, роскошное тело напротив моего. Всего несколько минут назад я была более, чем довольна, но сейчас голод усилился, как будто мне давно отказывали.
Почему я не знала, что секс с ним вызывает привыкание? У него не было бесконечного потока мужчин и женщин, преследующих его без причин. Но я не могла позволить себе так жаждать его. Это было почти так же опасно, как и наши рискованные обстоятельства. Он не только нашел вход в мои самые глубокие секреты; я боялась, что он также взломает дверь в мое сердце.
– Какое твое настоящее имя?
– спросила я, надеясь, что его отказ от обличающего вопроса затормозит мои эмоции.
Я почувствовала, как он напрягся во всех смыслах. Я думала, что мое отклонение сработало, и он собирается уйти. Затем он сказал:
– Я скажу тебе при условии, что ты никогда не будешь называть меня так. Я давно решил сохранить имя Ян, Яном и останусь.
– Идет, - сказала я, любопытство одолело меня.
– Киллиан, - сказал он слегка смущенно, будто забыл каково это, когда это имя сходило с его губ.
– Имя, с которым я родился, было Киллиан.
Я абсолютно не должна рассказывать ему следующую часть. Не должна, не должна...ох, к черту.
– Тенох назвал меня Ариэль. Он выбрал его, потому что это было название города, из которого он спас меня.
– Я слабо рассмеялась.
– Теперь каждый, кто слышит "Ариэль", думает о вымышленной русалке. Даже если бы секретность не заставила меня сменить имя, я бы все равно это сделала из-за этого.