Шрифт:
ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ
Прообразом этого издания можно считать трехтомник «Оттепель: Страницы русской советской литературы», составленный мною и выпущенный издательством «Московский рабочий» в 1989–1990 годах. К печати был подготовлен и четвертый том, охватывавший время с 1963 по 1968 год, но он по независящим от меня причинам издан не был, оставшись только в верстке.
Те книги задумывались, прежде всего, как антология, представляющая стихотворения, поэмы, рассказы, повести, пьесы, статьи русских писателей – необязательно самые художественно значительные, но обязательно самые значимые для своей эпохи.
Социальная значимость была положена и в основу «Хроники важнейших событий», замыкавшей каждый том.
С тех пор прошло тридцать лет. Художественные произведения оттепельной поры многократно изданы, переизданы, прокомментированы, и заново собирать их в антологию вряд ли целесообразно. А вот вернуться к хронике, пополнив череду литературных событий событиями в мире театра, музыки, кино, изобразительного искусства, других видов культурной деятельности, мне кажется, небесполезно.
За минувшие годы в печати и в интернете появились тысячи документов, сотни мемуаров, писем и дневниковых записей, принадлежащих перу тех, «кого там стояло», опубликованы десятки монографий и не поддающееся учету множество статей как российских, так и зарубежных исследователей оттепельной культуры. Доступная мне часть этих публикаций как раз и сведена воедино в летописи, предлагаемой вашему вниманию.
Важно подчеркнуть, что здесь представлена отнюдь не вся многонациональная культура СССР, создававшаяся в том числе в союзных и автономных республиках, но только и исключительно то, что мы можем называть русской культурой – безотносительно к этнической принадлежности ее деятелей и местам их проживания.
События в политической и государственной жизни отражены лишь в той мере, в какой они определяли общественную и творческую атмосферу в стране, сказывались на мирочувствовании и гражданском поведении художников.
Принцип построения книги прост: точно (насколько это возможно) датированное событие + (если они есть) комментарии его участников, очевидцев или просто современников.
Легко увидеть, что в ряде случаев эти комментарии не только дополняют друг друга, но и конфликтуют между собою, предлагая различные версии того либо иного события или их интерпретации. Что-то здесь объясняется различной степенью осведомленности авторов того ли иного высказывания, своеобразием их личной позиции или ошибками памяти. А в чем-то можно заподозрить и сознательную дезинформацию, квалифицировав некоторые сообщения, говоря нынешним языком, как фейки. Тем не менее после долгих колебаний я счел необходимым сохранить в книге и те свидетельства, которые либо заведомо недостоверны, либо вызывают сомнения в своей достоверности. Во-первых, они по-своему и иногда с неожиданной стороны характеризуют или авторов этих высказываний, или слухи, курсировавшие в тогдашнем обществе. А во-вторых, эти фейки все равно представлены в сегодняшнем публичном пространстве и, следовательно, должны быть не оставлены втуне, но соответствующим образом прокомментированы.
Нет сомнения, что внимательный читатель обнаружит в этой книге и досадные лакуны, и вопиющие противоречия, и непростительные ошибки. Заранее принимаю на себя всю полноту ответственности за эти несовершенства, особо отмечая, что их было бы несравненно больше, если бы не консультации и советы тех, кто бескорыстно взял на себя труд еще в рукописи
Евгения Семеновна Абелюк, Марат Рустамович Гизатулин (Лимасол, Кипр), Яков Аркадьевич Гордин (Санкт-Петербург), Ефим Львович Гофман (Киев), Александр Юльевич Даниэль, Валерий Васильевич Есипов (Вологда), Виктор Михайлович Есипов, Наталья Михайловна Зимянина, Татьяна Викторовна Левченко, Андрей Семенович Немзер, Константин Михайлович Поливанов, Валентина Платоновна Полухина (Лондон), Владимир Владимирович Радзишевский, Ольга Михайловна Розенблюм, Людмила Георгиевна Сергеева, Анна Юрьевна Сергеева-Клятис, Ксения Андреевна Толоконникова, Георгий Иванович Трубников (Санкт-Петербург), Виктор Шлемович Юровский.
1953
Март
3 марта. Всем членам ЦК КПСС разосланы срочные вызовы в Москву для участия в пленуме. Повестка пленума не объявлена (Р. Пихоя. С. 220).
4 марта. В «Правде» (с. 1) «Правительственное сообщение о болезни Председателя Совета Министров Союза ССР и Секретаря Центрального Комитета КПСС товарища Иосифа Виссарионовича Сталина» и «Бюллетень о состоянии здоровья И. В. Сталина на 2 часа 4 марта 1953 г.».
Еще ранним утром, – записывает в дневник Сергей Дмитриев, – почувствовалось в радиопередачах смятение, появилась грустная музыка вместо обычных порядковых передач. Встали мы, как обычно, в 7 ч. утра. Последние известия в 7 ч. передавались обычные и закончились традиционной сводкой погоды. Но после известий передавать урок физкультуры по радио не стали. Стали передавать печальную музыку. Бородина, струнный квартет Глазунова, Грига и т. д. Так шло до 8 ч. И снова вместо обзора «Правды» и ее передовицы опять такая же музыка. Я сказал нашим, что, видимо, последует важное неожиданное сообщение о смерти кого-либо из членов ЦК или другого высокого органа. <…>
В 9 ч. 30 м. утра это зловещее сообщение и было оглашено по радио. Речь шла о серьезной болезни т. И. В. Сталина. <…> Читал сообщение по радио Левитан. Затем оно несколько раз передавалось через небольшие промежутки времени (Отечественная история. 1999. № 5. С. 144).
5 марта. В «Правде» (с. 1) второй «Бюллетень о состоянии здоровья И. В. Сталина на 2 часа 5-го марта 1953 г.», где, в частности, сказано:
К ночи на пятое марта состояние здоровья И. В. Сталина продолжает оставаться тяжелым. Больной находится в сопорозном (глубоком бессознательном) состоянии.
На специалистов была рассчитана фраза:
Наибольшие изменения наблюдались со стороны дыхательной функции: участились явления периодического (т. н. Чейн-Стоксова) дыхания (Там же).
Я уж не помню, после этого ли бюллетеня или после второго, в общем после того, в котором было сказано: «чейнстокское дыхание» – мы кинулись в санчасть, – рассказывает Лев Разгон. – Мы <…> потребовали от нашего главврача Бориса Петровича, чтобы он собрал консилиум и – на основании переданных в бюллетене сведений – сообщил нам, на что мы можем надеяться…
<…> Мы сидели в коридоре больнички и молчали. Меня била дрожь, и я не мог унять этот идиотский, не зависящий от меня стук зубов. Потом дверь, с которой мы не сводили глаз, раскрылась, оттуда вышел Борис Петрович. Он весь сиял, и нам стало всё понятно еще до того, как он сказал: «Ребята! Никакой надежды!!»
И на шею мне бросился Потапов – сдержанный и молчаливый Потапов, кадровый офицер, разведчик, бывший капитан, еще не забывший свои многочисленные ордена… (Л. Разгон. С. 382).
…Нет, не выжил! О радость и торжество! Наконец-то рассеется долгая ночь над Россией, – вспоминает Олег Волков. – Только – Боже оборони обнаружить свои чувства: кто знает, как еще обернется? <…>
Ссыльные, встречаясь, не смеют высказывать свои надежды, но уже не таят повеселевшего взгляда. Трижды ура! (О. Волков. С. 312).
Пятое марта, вечер. В Свердловском зале должно начаться совместное заседание ЦК, Совета Министров и <Президиума> Верховного Совета 1 , о котором было потом сообщено в газетах и по радио. Я пришел задолго до назначенного времени, минут за сорок, но в зале собралось уже больше половины участников, а спустя десять минут пришли все. <…> И вот несколько сот людей, среди которых почти все были знакомы друг с другом, знали друг друга по работе, знали в лицо, по многим встречам, – несколько сот людей сорок минут, а пришедшие раньше меня еще дольше, сидели совершенно молча, ожидая начала. Сидели рядом, касаясь друг друга плечами, видели друг друга, но никто никому не говорил ни одного слова. Никто ни у кого ничего не спрашивал. <…> Никогда по гроб жизни не забуду этого молчания (К. Симонов. Глазами человека моего поколения. С. 253).
1
Совместное заседание длилось всего 40 минут – с 20.00 до 20.40. «А через час с небольшим – в 21 час 50 минут – врачи констатировали, что Сталин умер» (Р. Пихоя. С. 222).