Оттепель. События. Март 1953–август 1968 года
Шрифт:
8 марта
Умер Великий наш вождь… и сегодня мы похоронили его, – записывает в дневник Александр Довженко. – Мы уже без Сталина родного. Лежал в гробу, подложив богатырские руки творца. <…> Как тяжело на сердце. <…> Долгие годы мы были спокойны с ним, потому что всякий чувствовал в работе, в творчестве, в исканиях, в войне, что есть у нас Сталин, и поэтому, как бы ни было тяжело, трудно или опасно, – все закончится хорошо, потому что всегда и во всем решительно он был на высоте. И… не стало его (А. Довженко. С. 704).
А вот на оловянном руднике Бутугычаг в Озерлаге (Дальстрой), – как вспоминает Анатолий Жигулин, —
все обнимали и целовали друг друга, как на Пасху. И на бараках появились флаги. Красные советские флаги, но без траурных лент. Их было много, и они весело и дерзко трепетали на ветру. <…>
Начальство не знало, что делать, – ведь на Бутугычаге было около 50 тысяч заключенных, а солдат с автоматами
Восьмиклассник Владимир Высоцкий пишет свое первое стихотворение «Моя клятва» в память о И. В. Сталине. Последние строфы этого стихотворения (В. Высоцкий. С. 269–270) звучат так:
В эти скорбно-тяжелые дниПоклянусь у могилы твоейНе щадить молодых своих силДля великой Отчизны моей.Имя Сталин в веках будет жить,Будет реять оно над землей,Имя Сталин нам будет светитьВечным солнцем и вечной звездой.Но вот – в противовес этим настроениям – стихотворение Наума Коржавина «На смерть Сталина», написанное тоже в марте, но впервые опубликованное спустя 35 лет (Октябрь. 1988. № 8. С. 147–148):
Все, с чем Россия в старый мир врывалась,Так что казалось, что ему пропасть, —Все было смято… И одно осталось:Его неограниченная власть.Ведь он считал, что к правде путь — тяжелый,А власть его сквозь ложь к ней приведет.И вот он – мертв. До правды не дошел он,А ложь кругом трясиной нас сосет.Его хоронят громко и поспешноСоратники, на гроб кося глаза,Как будто может он из тьмы кромешнойВернуться, все забрать и наказать.Холодный траур, стиль речей — высокий.Он всех давил и не имел друзей…Я сам не знаю, злым иль добрым рокомТак много лет он был для наших дней.И лишь народ к нему не посторонний,Что вместе с ним все время трудно жил,Народ в нем революцию хоронит,Хоть, может, он того не заслужил.В его поступках лжи так много было,А свет знамен их так скрывал в дыму,Что сопоставить это все не в силах —Мы просто слепо верили ему.Моя страна! Неужто бестолковоУшла, пропала вся твоя борьба?В тяжелом, мутном взгляде МаленковаНеужто нынче вся твоя судьба?А может, ты поймешь сквозь муки ада,Сквозь все свои кровавые пути,Что слепо верить никому не надо.И к правде ложь не может привести.9 марта. Похороны И. В. Сталина.
На траурном митинге председательствует Н. С. Хрущев. С речами выступают Г. М. Маленков, Л. П. Берия, В. М. Молотов.
Как замечает Любовь Шапорина,
все они гораздо больше говорят о партии, монолитности партии, необходимости сплотиться вокруг партии и т. д., чем о Сталине (Л. Шапорина. С. 228).
Гудят все заводы, пушечный салют, всегда напоминающий обстрел (Там же).
10 марта. На траурном митинге советских писателей в Театре киноактера выступают А. Сурков, М. Прилежаева, П. Воронько, А. Кулешов, К. Симонов 7 , Г. Леонидзе, С. Вургун, Н. Грибачев, А. Чаковский, С. Капутикян, М. Смирнова, И. Эренбург. Свои стихи, посвященные памяти Сталина, читают О. Берггольц, А. Софронов, В. Инбер, М. Луконин, А. Лахути.
7
«И я помню, – говорит Владимир Огнев, – как
Я помню ужасный траурный митинг (вернее, собрание) в Союзе писателей после смерти Сталина, – вспоминает Валерия Герасимова. – Что-то завывал Сурков. Симонов рыдал – сначала я глазам не поверила, – его спина была передо мной, и она довольно ритмично тряслась… Затем, выступив, он сказал, что отныне самой главной великой задачей советской литературы будет воссоздание образа величайшего человека («всех времен и народов» – была утвержденная формулировка тех лет). Н. Грибачев выступил в своем образе: предостерегающе посверкивая холодными белыми глазами, он сказал (примерно), что после исчезновения великого вождя бдительность не только не должна быть ослаблена, а, напротив, должна возрасти. Если кое-кто из вражеских элементов, возможно, попытается использовать сложившиеся обстоятельства для своей подрывной работы, пусть не надеется на то, что стальная рука правосудия хоть сколько-нибудь ослабла. <…>
Ужасное собрание 8 . Великого «гуманиста» уже не было. Но страх, казалось, достиг своего апогея. Я помню зеленые, точно больные, у всех лица, искаженные, с какими-то невидящими глазами; приглушенный шелест, а не человеческую речь в кулуарах; порой, правда, демонстрируемые (а у кое-кого и истинные!) всхлипы и так называемые «заглушенные рыдания» 9 . Вселюдный пароксизм страха (В. Герасимова // Вопросы литературы. 1989. № 6. С. 141–142).
8
«Все были подавлены, растеряны, говорили сбивчиво, как будто это не опытные литераторы, а математики или землекопы, впервые выступающие на собрании, – вспоминает Илья Эренбург. – Ораторов было много. Я тоже говорил, не помню что, наверное, то, что и другие: «выиграл войну… отстаивал мир… ушел… скорбим… клянемся…» (И. Эренбург. Люди, годы, жизнь. Т. 3. С. 313).
9
«– Разве тогда о нем плакали? – сказал Л. – О себе плакали. Одни плакали от страха; другие – думая о прошлом или, о будущем. Все – иногда сами того не зная – о том плакали, что прошлого не исправить» (Л. Гинзбург. С. 209).
11 марта. Ректор МГУ академик И. Г. Петровский и руководители университетской партийной, комсомольской и профсоюзной организаций обращаются к Г. М. Маленкову с просьбой
присвоить Московскому государственному университету имя Иосифа Виссарионовича Сталина – великого корифея науки, лучшего друга советских ученых и советской молодежи (цит. по: Г. Файман. С. 39–40).
Г. М. Маленков, выступая на заседании Президиума ЦК КПСС с критикой того, как в газете «Правда» освещены похороны Сталина, подчеркивает, что
у нас были крупные ненормальности, многое шло по линии культа личности. И сейчас надо сразу поправить <…>
Считаем обязательным прекратить политику культа личности (Большая цензура. С. 649).
Постановлением секретариата Союза советских композиторов образована комиссия по творческому наследию Сергея Прокофьева, в состав которой вошли Д. Кабалевский (председатель), Г. Хубов, Д. Шостакович, М. Чулаки, М. Ростропович, М. Прокофьева.
В Ленинграде арестована Л. С. Рудакова-Финкельштейн, у которой хранились рукописи Николая Гумилева и Осипа Мандельштама.
Освобождена 15 апреля того же года.
12 марта. В «Правде» (с. 2) статья А. Фадеева «Гуманизм Сталина», где, в частности, сказано:
Совершенно исключительна роль Сталина в развитии советского искусства и художественной литературы. Сталин, как никто другой, определил великое гуманистическое значение художественной литературы как силы воспитания и перевоспитания человека в духе коммунизма, назвав писателей инженерами человеческих душ. Сталин открыл и теоретически обосновал метод социалистического реализма в советской литературе, развил ленинское учение о партийности советской литературы. Сталин был вдохновителем всех решений партии по вопросам литературы. На протяжении трех десятков лет он направлял развитие советской литературы, одухотворяя ее все новыми и новыми идеями и лозунгами, разоблачая ее противников, заботливо выращивая кадры писателей, вдохновляя и критикуя их.
13 марта. Из дневника Любови Шапориной:
Митя Толстой рассказывал, что на траурном митинге в Союзе композиторов евреи рыдали искренними слезами больше русских, ожидая погромы от нового правителя (Л. Шапорина. С. 229).
Министр внутренних дел СССР Л. П. Берия подписывает приказание о создании следственных групп по ускоренному пересмотру следственных дел «арестованных врачей», «арестованных быв. сотрудников МГБ СССР», «арестованных быв. работников Главного артиллерийского управления военного министерства СССР», «арестованных МГБ Грузинской ССР группы местных работников» (Лаврентий Берия. С. 17–18).