Отто Скорцени и секретные операции абвера

Залесский Константин Александрович

Комментарии излишни...

Создавая новое оружие, мы вторгались и в вотчину люфтваффе: подобные исследования уже велись какое-то время в 200-й боевой эскадрилье. Они даже создали концепцию операций "смертников" - летчиков-добровольцев, которые готовы были погибнуть вместе со своими самолетами, наполненными бомбами или взрывчаткой, направляя их прямо в цель; мишенью служили, как правило, военные корабли. Фюрер, однако, эту идею отверг, видимо из чисто философских соображений; он утверждал, что такие жертвы не отвечают ни характеру белой расы, ни арийскому менталитету. По его мнению, путь японских "камикадзе" был не для нас.

Тем временем - это было за несколько недель до высадки союзников - мне

посчастливилось познакомиться с летчицей Ханной Райч*, и первая наша беседа дала мне повод к новым раздумьям. С удивительным спокойствием, которого я не ожидал встретить в этой хрупкой женщине, она заметила, что настоящий патриот не может слишком дорожить собственной жизнью, когда на карту поставлена честь отечества. Позже она объяснила мне, что подразумевалось под этим. Не исключено, полагала она, что события обернутся для нас столь трагически, что мы сами встанем перед необходимостью прибегнуть к помощи "добровольных смертников". И тогда мы обязаны будем найти способ, чтобы дать пилоту как минимум один шанс спасти свою жизнь. Здесь Ханна, без сомнения, была права, я и сам неоднократно имел случай убедиться в том, что энтузиазм и боевой дух моих солдат удесятерялись, если у них появлялась хоть какая-то возможность вернуться целыми и невредимыми.

Несколько дней спустя я получил разрешение посетить огромный испытательный полигон ракет класса "Фау"**, расположенный в Пенемюнде, на острове Узедом в Балтийском море. Сейчас я практически уверен, что инженер, которому было поручено меня сопровождать, показал мне далеко не все: тогда уже велись работы по созданию нового оружия массового поражения. Но "Фау-1" мне позволили изучить досконально, и плюс ко всему мне довелось присутствовать при запуске одного из снарядов. Именно тогда мне пришла в голову мысль и тут попытаться сделать то же самое, что мы сделали с морскими торпедами: снабдить ракету кабиной для пилота.

* Ханна Райч (Hanna Reitsch) - известная женщина-авиатор, летчик-испытатель.
– Прим. пер.

** Фау(V) - обозначение ракет различных типов, от немецкого "Vergeltung" (возмездие). Немцы утверждали, что эти снаряды были запущены в производство с целью отомстить за массированные бомбардировки германских городов, забывая, что "честь" атак на мирные города - Ковентри и Лондон, в особенности - принадлежит именно люфтваффе.
– Прим. пер.

После бесконечных споров с начальством и с экспертами из министерства военной авиации мне удалось одержать победу, сославшись на категорическое желание фюрера немедленно приступить к испытаниям и постоянно держать его в курсе того, что делается. Сказать по правде, это "желание" Адольфа Гитлера было самым обыкновенным враньем, но мой маневр сработал безотказно, полностью рассеяв сомнения этих господ, - факт тем более примечательный, что несколькими месяцами раньше Ханна Райч, которую осенила та же идея, что и меня, безуспешно пыталась сломить сопротивление чиновников. Мне выделили помещения, станки, инженеров и техников, которые нам требовались, и через две недели - срок рекордно короткий - состоялись первые испытания.

Реактивный снаряд с пилотом закрепили под корпусом "Хейнкеля-111", который поднял его, словно пушинку. Где-то в районе 1000 метров "Фау-1" отделился от носителя, грузный "Хейнкель" мгновенно отстал (при 300 километрах против 600 км/ч "Фау-1"). Летчик описал несколько широких кругов, затем сбавил скорость и зашел на посадку против ветра. Первый раз он прошел метрах в пятидесяти от посадочной полосы.

– Дьявол! Он недостаточно сбросил скорость!
– ругнулись все, кто был на вышке.
– Только бы все кончилось нормально!

Пилот вырулил и снова завис над полосой. На сей раз он, видимо, решился сесть, машина буквально выбрила взлетную полосу, пройдя в двух-трех метрах от земли. Но нет -

в последний момент он явно переменил решение. Он снова поднялся, сделал третий вираж и вновь пошел на посадку. Все произошло головокружительно быстро: вот "Фау-1" жмется к земле до самого конца взлетно-посадочной, затем пытается обогнуть небольшой холм - нам еще видно, как он чиркает брюхом, задевая верхушки деревьев, прежде чем скрыться за гребнем. Секунду спустя два высоких столба дыма рассеивают всякие сомнения...

Я бросился к вездеходу вместе с двумя санитарами, и мы помчались напрямик, через поля, к месту падения. Обломки были заметны издали, одно крыло - здесь, другое - там... Посередине валялся корпус, по счастью не загоревшийся. Метрах в десяти мы нашли пилота, он лежал почти без движения. Очевидно, в последний момент он сумел отсоединить плексигласовый колпак и был выброшен из кабины при ударе. Расспросить его не было никакой возможности, и я отправил его в госпиталь. Мы пытались хоть что-нибудь понять, рассматривая борозды, оставленные аппаратом в рыхлой почве. Вероятно, в последний момент пилот решил сесть на это вспаханное поле. Но зачем?

Технологи потеряли уйму времени, сопоставляя и скрупулезно перебирая малейшие детали, но не нашли ничего, что дало бы нам ключ к разгадке.

На следующий день мы решили снова попытать счастья. Но увы, второй полет оказался точным повторением первого: "Фау-1" отделился от самолета-носителя, описал несколько кругов, затем зашел на посадку и, не касаясь дорожки, врезался в землю почти на том же месте. И вновь летчик был ранен, и мы опять терялись в догадках. Ханна Райч едва сдерживала слезы. Было очевидно, что после этого двойного фиаско техслужбы запретят всякие испытания, по крайней мере, на какое-то время. Через день оба пилота уже пришли в себя и смогли отвечать на вопросы, но единственное, чего мы от них добились, это не слишком понятное описание каких-то вибраций в рычаге управления. Во всяком случае у нас так и не появилось мало-мальски приемлемой версии этих аварий.

Несколько дней спустя ко мне вдруг явилась неожиданная делегация: Ханна Райч и два инженера, один из них контролировал сооружение стендовых образцов, другой был из министерства военной авиации. К моему великому изумлению - я скорее ожидал услышать, что моя идея окончательно отнесена к разряду несуразностей, - Ханна заявила, что она, кажется, нашла причину обеих катастроф. Запросив в центральном бюро отдела кадров личные дела обоих пилотов, она обнаружила, что ни тому, ни другому еще не приходилось управлять высокоскоростными машинами. Не подлежит сомнению, что требуется весьма значительный опыт, чтобы пилотировать такой мини-самолет на таких скоростях. Ханна Райч и оба инженера были совершенно убеждены, что министерство напрасно отнесло двойную неудачу за счет недостатков конструкции. Они готовы были доказать мне это хоть сию минуту, благо за это время на свет появилось еще несколько новых машин. Да, это было заманчивое предложение, но ведь нам запретили строго-настрого все эксперименты! Я слишком хорошо знал, что министерство не отменит свой приказ. Но Ханна уже так увлеклась нашим проектом, что официальный запрет для нее ничего не значил: лишь бы я дал свое согласие. Я не знал что делать.

– Послушай, Ханна, - заметил я, - если вдруг с тобой что-нибудь случится, фюрер собственноручно снимет мне голову с плеч.

Но они настаивали с таким жаром, что я готов был сдаться. Ханна великолепно использовала слабости моей обороны, взывая к моему чувству долга и цитируя старинную армейскую поговорку о том, что настоящий солдат должен уметь в случае необходимости нарушить полученный приказ. В конце концов я уступил, хотя и неохотно. Начальника аэродрома мы решили "взять на пушку", сказав, что министерство разрешило нам продолжить испытания.