Отто Скорцени и секретные операции абвера

Залесский Константин Александрович

Первый из моих людей уже выскочил через выход, с которого сорвало дверь, и я скольжу вперед, хватаясь руками за скобу. Мы в каких-то пятнадцати метрах от гостиницы. Вокруг топорщатся острые выступы той самой скалы, которая столь неделикатно затормозила наш планер, оставшийся на удивление целым. Нам предстоит преодолеть всего-навсего двадцать метров до первой остановки.

У бугра, как раз на углу отеля, обнаруживается первый карабинер. Он замер, будто окаменев от неожиданности: без сомнения, он все еще тщится постичь, как это мы смогли свалиться прямо с неба. Времени заниматься нашим итальянским пассажиром, который, слегка оглушенный, вывалился из машины, да так и остался лежать, у меня нет. Я бросаюсь к зданию; в голову

приходит мысль: слава богу, что еще раньше я строго запретил своим людям использовать оружие что бы ни случилось, до тех пор, пока я сам не открою огонь. Так что потрясение врага будет полным. С собой рядом я слышу прерывистое дыхание своих людей и знаю, что они бегут за мной и я могу на них рассчитывать.

Как смерч, мы проносимся мимо все еще погруженного в ступор солдата, бросив только короткое "Mani in alto!" ("Руки вверх!"), и врываемся в гостиницу. Дверь открыта настежь. Перескочив порог, я вижу радиостанцию и итальянского солдата, передающего какие-то сообщения. Зверским ударом ноги я отбрасываю его вместе со стулом и разбиваю прикладом автомата радиопередатчик. Мгновенно оглядевшись, мы обнаруживаем, что ни одна дверь отсюда не ведет внутрь отеля. Итак, бросаемся обратно, наружу. Бежим вдоль здания, огибаем угол и оказываемся перед террасой высотой, быть может, метра в три. Сразу же один из моих унтер-офицеров превращает себя в короткую лестницу, я взбираюсь ему на плечи и перескакиваю на балюстраду. Остальные следуют за мной.

Взглядом я обшариваю весь фасад. И в окне первого этажа вижу характерную массивную голову: дуче. Вот теперь я знаю, что операция должна удаться. Я кричу ему отойти от окна, и затем мы бросаемся к главному входу. Там навстречу целая толпа карабинеров, которые как раз собирались выйти. Выставив два автомата, мы разворачиваем их назад. Ударом приклада я расчищаю себе дорогу в тесно сбившейся куче итальянцев, в то время как мои люди продолжают рычать: "Mani in alto!" Пока не прозвучало не единого выстрела.

Я проникаю в холл. На какое-то время остаюсь один; впрочем, то, что творится за спиной, меня не волнует, оглядываться нет времени. Справа от меня лестница, я взбираюсь по ней, перепрыгивая через три ступеньки; оказавшись на первом этаже, бросаюсь вперед по коридору, открываю наугад одну из дверей - и удача! В комнате Бенито Муссолини и два итальянских офицера, которых я тут же отгоняю к стене. Тем временем ко мне присоединяется мой бравый лейтенант Швердт; мгновенно оценив ситуацию, он выводит двоих офицеров, которые слишком ошеломлены, чтобы подумать о сопротивлении. Как только они пересекают порог, он спокойно закрывает дверь.

Первая часть нашего рейда выполнена. По крайней мере теперь дуче с нами. А со времени нашего приземления миновало три, максимум четыре минуты. Снаружи, прямо в окне, возникают головы двоих моих унтер-офицеров. Проникнуть в холл им не удалось, и они, спеша ко мне на подмогу, взобрались по стене, цепляясь за громоотвод. Я ставлю их в коридоре, поручив перекрыть эту сторону.

Из окна я вижу, как мерным шагом к гостинице приближается группа из четырех человек под командой моего верного адъютанта Радля и лейтенанта Менцеля. Последний следует за своими людьми ползком, по-пластунски. При приземлении он с такой силой ударился о землю, что сломал ногу.

– Все в порядке, - сообщаю им я.
– Охраняйте нижний этаж.

Еще я могу наблюдать прибытие планеров № 5, 6 и 7, привезших парашютистов. Они справились вполне успешно, но внезапно мне приходится стать свидетелем жуткого зрелища: планер № 8, по всей видимости, попал в воздушную воронку - его заносит на полном вираже и ударяет, как булыжник, о крутую осыпь, плющит, ломает.

Вдалеке раздается несколько одиночных выстрелов, произведенных, без сомнения, итальянскими постами, рассеянными по плато. Я выхожу в коридор и громко зову коменданта отеля. Он тут же появляется, в чине полковника.

Я объясняю ему, что всяческое сопротивление бесполезно, и предлагаю немедленно сдаться. Он просит короткую отсрочку на размышление, и я даю ему минуту. А вот и Радль, ему удалось пробраться через главный вход, но у меня возникает впечатление, что итальянцы все еще препятствуют проходу, так как до сих пор я не получил подкрепления.

Снова появляется итальянский полковник. Он держит обеими руками хрустальный бокал, который тут же наполняет красным вином и подает мне с коротким поклоном.

– За победителя, - говорит он.

Флаг, вывешенный за окном, меняет свой цвет на белый. Я выкрикиваю еще несколько приказов своим людям, набившимся в гостиницу, и только затем наконец у меня появляется время, чтобы повернуться к Муссолини, который, защищенный массивной фигурой унтерштурмфюрера СС Швердта, находится в углу. Я представляюсь:

– Дуче, фюрер послал меня, чтобы освободить вас.

Явно взволнованный, он заключает меня в объятия.

– Я знал, что мой друг Адольф Гитлер меня не покинет.

Формальности сдачи быстро урегулированы. Итальянские солдаты должны сложить оружие в столовой; что до офицеров, я разрешаю им оставить при себе револьверы. Кроме того я знаю, что кроме полковника мы захватили еще одного генерала.

Кроме собственно отеля мои люди заняли площадку канатной дороги. Там линию даже не повредило. Подобный же рапорт приходит по телефону со станции на равнине. Однако внизу все же произошла короткая стычка. Но поскольку определенное заранее расписание было соблюдено с точностью до минуты, внезапность сыграла свою главную роль. Итак, первая часть нашей миссии закончена.

НЕЛЕГКОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ

Вот появляется лейтенант фон Берлепш, командир парашютистов, прибывший, как и я, по воздуху; он снова вставил свой монокль и не шевелясь выслушивает приказы, которые я выкрикиваю ему через окно. Прежде всего я посылаю подкрепление к канатной станции. Чем нас будет больше, тем лучше; кроме того, я собираюсь продемонстрировать итальянскому полковнику, что располагаю отрядом и на равнине. Ну а затем стоит подумать о возвращении. Путешествие в сто пятьдесят километров по маршруту, на котором нет ни одного немецкого подразделения, представляется мне весьма рискованным. Один бы я на него отважился, но забывать об ответственности лично перед Гитлером за безопасность дуче мне никак не следует. Разрабатывая нашу операцию, мы определили три возможных способа переправки Муссолини в Рим; план "А", предложенный генералом Штудентом, включал блиц-атаку на аэродром в Аквила-ди-Абруцу, расположенный при выходе с равнины; я должен был бы удерживать его до прибытия трех транспортных самолетов, которые приземлились бы через несколько минут после атаки. Естественно, предварительно я должен был сообщить по радио генералу Штуденту час "Икс", чтобы самолеты смогли взлететь с римского аэродрома в нужный момент. Затем мне следовало подняться вместе с дуче на первом самолете, в то время как два оставшихся последовали бы за нами в качестве прикрытия и даже при необходимости отвлекли бы на себя возможных преследователей.

План "Б" предусматривал посадку маленького самолета-наблюдателя типа "Шторьх", способного летать на низкой высоте, на одной из полян близ станции канатной дороги, на равнине. И наконец, третий и последний план предусматривал, что капитан Герлах, личный пилот генерала Штудента, попытается, тоже на "Шторьхе", сесть на самом горном плато.

Первым делом я передаю в Рим, по радиостанции, которую привезли парашютисты, следовавшие по земле, весть об удачном завершении части нашего предприятия. Затем я принимаюсь за отработку расписания по реализации плана "А". Но едва я собираюсь связаться с Римом и сообщить час "Икс", в который мы будем атаковать аквилский аэродром, радист теряет - только бог знает почему - контакт. Таким образом, план "А" отменяется.