Отто
Шрифт:
После Индии Марианна Думкина переехала в город М., где открыла школу йоги, ретритный центр и организовала в нём несколько групп, в которых обучала холотропному дыханию. Через год умерла Анастасия Геннадьевна. Цапкин боялся, что Думкина снова впадёт в депрессию, но Марианна на удивление легко пережила смерть бабушки.
Когда я в первый раз познакомился с Марианной, не скрою, я был поражён её красотой и энергией, которой было пропитано каждое её движение, каждое слово. Я был заворожён её улыбкой, да что там, я был влюблён, но это была настолько странная для меня любовь, что иногда я сомневался, что слово «любовь» уместно в этом случае. Любовь – это, прежде всего, жажда обладания,
Конечно, я искал встречи с ней и ждал, когда она навестит Цапкина, но зачастую, когда её визиты откладывались, даже радовался. Радовался, что она снова – всего лишь образ, который можно и нужно любить на расстоянии. «Держи дистанцию, – говорил я себе в такие моменты, – это правильно». И вот Марианна Думкина снова остановилась у Андрея Михайловича Цапкина.
В тот вечер Цапкин традиционно запалил мангал. Количество мяса, приготовленного для шашлыка, намекало, что гостей будет много. Цапкин наполнил ванну во дворе тёплой водой, улёгся в неё в семейных трусах, усыпанных жёлтыми смайлами, и время от времени просил меня подкидывать под ванну угли из мангала. Марианна Думкина сидела неподалёку под яблоней в позе лотоса, заткнув уши наушниками.
Кроме меня, Думкиной и Цапкина во дворе было ещё двое мужчин. Что-то мне подсказывало, что военных. Наверное, то, что, несмотря на тёплую погоду и неформальную обстановку, оба были в костюмах. Не при галстуках, конечно, и под пиджаками футболки, а не рубашки, но тем не менее. Тот, что постарше – лет шестидесяти, судя по выбеленной сединой голове, – держался с достоинством, каким отличаются мужчины, всю жизнь посвятившие военной службе. Насаживая мясо на шампур, он короткими рублеными фразами отдавал команды второму, который явно был младше, как возрастом, так и званием. «Налей водочки. Так, и мне. Лук, лук из маринада подцепи. Нормальное колечко возьми, потвёрже. Всё учить надо. Пей. Закусывай. Так. Мне налей. Вилку, лук. Так, давай». Я решил, что старший минимум в звании генерала. Мне показалось занятным, что водку военный наливал генералу из фляжечки с двуглавым орлом, которую аккуратно доставал из внутреннего кармана пиджака и так же аккуратно убирал обратно. Видно было, что фляжка явно куплена не в военторге и, похоже, искусно выполнена из серебра, ну а орёл, как полагается, – золотой.
Когда дрова в мангале прогорели, господа военные поставили мясо жариться, Думкина закончила медитацию, или чем она там под яблоней занималась, и принесла из дома несколько бутылок вина. Солнце скрылось за горизонт, но ещё подсвечивало самую его кромку у земли. Это был один из прекрасных летних вечеров в городе М., когда никуда не хочется спешить, когда хочется, чтобы он подольше не заканчивался, когда время словно остановилось, а скорее – вообще никогда не существовало.
– Кстати, – начал Цапкин, обращаясь ко мне, – а господа офицеры про твою честь, стало быть.
У Андрея Михайловича была странная особенность речи – при любом удобном случае говорить «стало быть».
– Хорошо, – сказал я, с удовольствием отметив про себя свою догадливость по поводу рода деятельности гостей Цапкина. – Чем могу быть полезен?
– Стандартное предложение для начала, ну, ты понимаешь.
– Понимаю.
– Стало быть, договорились, – Цапкин откупорил бутылку вина и отхлебнул из горла, не вылезая из ванной.
Тот, про кого я думал, что он генерал, смотрел на меня неодобрительно. Я подумал, что это из-за сомнительности услуг, которые я предлагаю. Тем страннее мне казалось то, что он решил за ними ко мне обратиться.
– А чем вызван интерес, если не секрет? – спросил я так, чтобы вопрос казался заданным сразу всем.
– Скучно, – ответил генерал и повертел шампуры с мясом над углями. – Хочется какого-то развлечения.
– Разве сейчас в армии может быть скучно? – вмешалась в разговор Думкина и стала греть руки над мангалом, хотя вечер был чрезвычайно тёплым.
– Скучно не всегда оттого, что ничего не происходит, иногда становится скучно от однообразия происходящего, да, Дим? – генерал словно проигнорировал Думкину, превратив ответ на вопрос в обращение к своему сослуживцу, и, не дав тому ответить, продолжил: – Вот Дмитрий у нас боевой лётчик, например, недавно вернулся из Сирии. Спросите, не скучно ли ему там было?
– И как там, Дмитрий? – спросила Думкина.
– Скучно. Подъем, завтрак, полетели. Или не полетели. Тогда вообще скучно.
– Вы так запросто об этом говорите. – Мне показалось, что Думкина сердится.
– А как об этом говорить? – вмешался генерал.
– Я не знаю, как об этом должен говорить человек, который каждый день сбрасывает бомбы на живых людей, но, мне кажется, не вот так вот.
– А как? С придыханием?
– То есть вы нормально себя чувствуете, убивая людей? – Марианна явно набирала обороты.
– Да люди ли это? – Генерал немного успокоился и вернулся к переворачиванию шашлыка.
Цапкин с живым интересом наблюдал за происходящим, не вылезая из ванной и время от времени прикладываясь к бутылке.
– Все люди, – Думкина сказала это тихо, и мне показалось, что она загрустила.
– Это долг, моя дорогая, да, Дим? – ответил генерал.
– Да, долг и приказ, – согласился тот. – А люди или нет, я не знаю, наверное, люди, раз у них руки и ноги есть. Но я людей не вижу. Максимум – разбегающиеся в разные стороны силуэты. А зачастую так и никаких силуэтов. Я могу даже не знать, что там люди. Есть только координаты цели. А над облаками всё, что под ними, почему-то кажется несущественным.
– Вы патриот, Дмитрий, да? Слова-то какие: долг, приказ.
– И облака, Марианна, ещё облака. Разве можно быть военнослужащим и не быть патриотом? – спросил Дмитрий.
– Ну что, как там мясо? Готово, стало быть? – перебил Цапкин, выбираясь из ванной. – Тогда я за более подходящим напитком, – сказал он и ушёл в дом.
Через пару минут Андрей Михайлович вернулся с двумя бутылками водки «Белуга» и подносом со стопками. Бутылки и стопки, хранившиеся, видимо, в морозилке, тут же покрылись инеем. Мясо источало такой аромат, что я сглотнул слюну в предвкушении.
Под водку и шашлык Думкина продолжила спорить с военными. Я бы не сказал, что в этом споре были негативные нотки, но явно господа офицеры и Марианна Думкина оказались по разные стороны баррикад. Я перестал вникать в суть разговора, полагая, что темы патриотизма, религии и политики самые неблагодарные: в них невозможно достичь единства, здесь нельзя ни о чём договориться, можно только остановиться и прекратить разговор. А Думкиной, как мне показалось, этот разговор доставляет удовольствие. Отдадим должное господам офицерам, особо они не напирали, но и не сказать, что в речах их было снисхождение, скорее искреннее уважение. Я любовался Марианной, ухватывая только обрывки фраз, – Думкина занимала всё мое сознание. Я, если честно, несколько раз представил такое, что самому стало стыдно. Скажу только, что в фантазии этой присутствовали мы с Марианной под той яблоней, где немного раньше она сидела.