Отвага (Сборник)
Шрифт:
— Была у вас? — Крайнова покачала головой. — Неужто до такого сраму упала? (Я кивнул.) Батюшки, стыд-то какой…
Старушка немного помолчала, подумала.
— Хай, — сказала она. — Сдам я свою Бабочку на заготпункт. От греха подальше. Да и старая я стала, трудно ухаживать, сено заготовлять…
— А как же вы без молока будете?
— Для кого молоко-то?
— Для внучат…
Баба Вера кивнула на окно. И тут только я увидал, что за нами, отодвинув занавеску, наблюдает древний, сухонький старичок.
— Вот и все мои внучата…
— Нет,
— Есть, как не быть. Э-эх, мил человек, кто нынче по хуторам живет? Старики да бобыли. Молодежь, она в город подалась. А нам со стариком и козы хватит. Вот куплю козочку. И молочко будет, и шерсть… Значит, завтра и повезу мою Бабочку.
Крайнова проводила меня за калитку и с уважением посмотрела на «Урал».
— Шибко резвый у вас мотоцикл. Прямо смерч какой-то.
Я невольно глянул в сторону дубков.
По дороге кто-то скакал. Я сразу понял, что это Чава, и постарался принять равнодушный вид.
Подтянутый, ладный, стройный, Чава осадил коня и спрыгнул на землю.
— Вы извините, товарищ участковый, — начал он, словно был виноват. — Зверь, а не бугай… Насилу воротил назад. Он, наверное, от красного цвета взбесился.
До меня теперь тоже дошло, отчего рассвирепел бугай. Дело в том, что мотоцикл мне выдали ярко-красного цвета. Может быть, он предназначался для нужд пожарной охраны, не знаю. Но я был рад и такому.
Да, мне дорого мог обойтись этот красный «конь».
Баба Вера, смекнув, что произошло, заторопилась в хату.
— Доброго вам здравия, товарищ начальник! Завтра, мабуть, зайду. К обеду…
— До свидания, — кивнул я.
А Чава все еще разглядывал мой мотоцикл: все ли в порядке. Значит, и он не на шутку испугался.
— Зайдемте к нам, товарищ лейтенант. Дома говорить удобнее.
Я вошел за ним во двор. Дети играли возле палатки. Приглядевшись к ней, я подумал, что это, наверное, шатер. Он был сшит из видавшего виды брезента. Значит, много еще цыганского осталось в быту Денисовых…
Сергей вручил поводья лошади молодой женщине и провел меня в хату.
— Мои отец и мать, — представил Чава пожилого цыгана и цыганку средних лет.
— Мы уже познакомились с товарищем участковым, — сказал Денисов-старший. — Присаживайтесь.
Я сел на предложенный стул и огляделся.
Честно говоря, я представлял себе убранство комнат совсем иным. Здесь же все было чисто, уютно.
— А вы здорово ездите, — заговорил Сергей. — Я вначале испугался…
— Ничего, — перебил я, — обошлось. Мотоцикл цел — это самое главное…
В то время о мотоцикле я думал столько же, сколько о прошлогоднем снеге…
— Вы по поводу Ледешихи и бабы Веры? — нетерпеливо спросил Сергей. И добавил: — Вообще, эта Ледешиха — дурная женщина…
— Читробуй кадэ тэпенес пэмануш [1] , — перебил сына старший Денисов. — У каждого свои заботы. Худо это или добро — судить не нам. Я часто видел таких, которые много красивых слов говорили, а сами думали только о своем кармане… Ты тоже хорош! Зачем грубишь Ледешихе? Она тебе в бабки годится.
— Нужна она мне!
Денисов-старший повернулся ко мне:
1
Нельзя так говорить о людях (цыганск.).
— У меня Ледешко тоже была. Я ведь в нашем хуторе как штатный советчик и мировой судья — депутат сельского Совета. (Я взглянул на него с удивлением и любопытством, которых не мог скрыть.) Да-да, — засмеялся Денисов-старший, — сам не ведал, что на старости лет сделаюсь властью… — Он погладил бороду, усмехнулся чему-то своему и продолжал: — Ну я сказал ей, что не стоит затевать ссору с соседями из-за чепухи. Не послушалась… А Выстрел — действительно породистый бугай. Товарищ Нассонов, председатель наш, уговаривал Ледешко продать. Выстрела колхозу. Хорошие деньги предлагал. Но она уперлась. «Мне, говорит, нет смысла от своей выгоды отказываться…»
— А что, эта Бабочка сильно поранила бугая? — перешел я на главное.
— Ерунда! — сказал Чава. — Похромал один день.
— Ясно, — кивнул я. — Насчет увечья бугая вы можете подтвердить?
— Конечно, — ответил Сергей. — Хоть на бумаге.
— Ну этого пока не требуется, — сказал я.
— А вообще Выстрел мне стадо держит вот так! — Сергей показал кулак. — Можно спать, гулять, отдыхать — все будет в порядке. Даже волка, а то и двух, одолеет.
— Водятся?
— Были. Но давно что-то не появлялись. Теперь охотников больше, чем зверья. — Чава поднялся. — Я вам еще нужен?
— Нет, спасибо. — Я тоже встал.
Следующий день начался с того, что я, идя утром на работу, услышал, как две старухи, завидев меня, захихикали и стали шептаться.
Я разобрал лишь одно слово — «таредор».
Значит, тореадор… Здесь ничего не скроешь. Факт сам по себе пустячный, мелочь жизни, как говорится, но я страшно огорчился.
В тот день на заседании исполкома сельского Совета я впервые так близко столкнулся с Ларисой. Мы сидели за столом друг против друга. Я смотрел на ее чуть улыбающееся лицо и думал: знает она или нет?
Заседание задерживалось. Ждали Нассонова, председателя колхоза.
Председатель пришел суровый. Сел рядом с Ксенией Филипповной и стал молча вертеть карандаш. Крепкий, с мощной загорелой шеей и покатыми плечами, с синевой на тяжелом подбородке…
Я выступил с планом мероприятий по профилактике правонарушений. Его дружно одобрили и перешли к другим вопросам. Дали слово Ларисе.
Говорила она тихо, поминутно оглядывая всех. Ее голос, высокий и мелодичный, журчал, как ручей. А в руках мелко-мелко подрагивал блокнотик с карандашом.