Отвага (сборник)
Шрифт:
— Соедини-ка меня с квартирой завгара.
В мембране послышался щелчок. Длинные гудки, затем знакомый голос сказал:
— Слушаю.
— Лексеич. Это Семенов говорит. Можешь снимать с ямы жарковский ЗИЛ. Да, полный порядок. Ни хрена там не стучит. Просто за машиной следить надо. Вот-вот, и я о том же говорю. Так что я домой пошел.
Семенов услышал отбой, но все еще держал трубку. В голове зрело какое-то решение, смутное, неуловимое, и он постучал пальцем по рычажкам, вызывая телефонистку.
— Але, узел? Слушай, красавица, соедини-ка меня с Магаданом. Что? Связи, говоришь, нет? Обрыв? А когда будет? Все понятно. Завтра ремонтную бригаду вышлете, а через три дня связь
Механик со злостью бросил трубку и зашагал к выходу. Морозный воздух ударил в лицо, заставил сжаться. Семенов, позабывший надеть рукавицы, сунул вмиг озябшие руки в карманы полушубка, остановился, всматриваясь в темноту поселка. Недавний, страшной силы буран, упавший на Красногорье, завалил чуть ли не до окон приземистое общежитие строителей, выровнял, словно сотня бульдозеров поработала над планировкой, строительную площадку будущего комбината, где закладывался нулевой цикл. Теперь снега не было, но все такой же свирепый ветер свистел и гудел над поселком, раскачивал уличные фонари.
Кое-где вызвездилось безлунное небо, и Семенов невольно передернул плечами, представив себя в такую ночь в далеком рейсе. А ведь три дня назад в Магадан за грузом по зимнику ушла колонна тяжелых машин; один только ЗИЛ Жаркова торчал на ремонте. «Интересно, успели они проскочить перевал?» — невольно подумал Семенов. И вдруг новая волна непонятной злости захлестнула его.
— Сопляки хреновы! Стройка только начинается, а им уже и типовые общежития, и паровое отопление, даже плиты электрические с конфорками. Работнички…
Где-то в глубине души Семенов понимал причину своей злобы: эти слесаришки с комсомольскими билетами в карманах предупредили его, что если он еще хоть раз возьмет с шоферов деньги за ремонт, то они вынесут этот вопрос на профсоюзное собрание.
— Щенки! Думают, что я им за один оклад вкалывать буду.
Подняв воротник полушубка, он тяжело зашагал к выездным воротам. Остановился около навеса, под которым раскачивалась, лампочка, посмотрел на термометр в закутке, удивленно покачал головой — столбик упал до отметки —58 градусов.
II
Тягучая от мороза ночь медленно опускалась на Красногорье, совсем еще небольшой поселок строителей, затерявшийся среди безбрежья колымской тайги. Мороз и обрушившийся с Северного Ледовитого океана ветер всей своей жестокой мощью давил на этот клочок земли, где должны были вырасти корпуса обогатительного комбината. Насквозь промерзшая колымская земля буквально с боем отдавала людям каждый клочок своей территории. А ветер гудел и гудел над тайгой, над отрогами хребта, до дна высушивая перемерзшие ручейки и речушки, выворачивая и сдвигая устоявшиеся наледи больших рек. С оглушительным треском лопались деревья. Намаявшись за день, спали красногорцы, еще не зная, что ждет их этой ночью. Беспокойно ворочался с боку на бок Сергей Жарков: хоть и не был он белоручкой, но заваленная снегом лесосека с непривычки вымотала все силы и теперь в еще не успокоившемся мозгу мелькали видения падающих сосен, взмахи топора. Улыбаясь во сне, крепко спал Колька Митрохин — наконец-то его перевели из плотников в гараж. Правда, машин свободных еще ие было, но автослесарь — это тоже неплохо.
Телефонный звонок, нудный и въедливый, словно чукотский комар, бесконечно долго зудел над ухом, и от этого хотелось зарыться в теплую и такую уютную подушку. Начальник строительства Красногорского обогатительного комбината Михаил Михайлович Мартынов тяжело приподнялся, найдя в темноте пачку папирос, чиркнул спичкой. Яркое пламя выхватило из темноты лицо безмятежно спавшей жены, и Мартынов, в который
— Ну?
— Михал Михалыч! Это Лукьянов говорит. С котельной. ЧП, товарищ Мартынов, водоприемные насосы воду не дают. Котлы работают на пределе.
— Что-о? — Мартынов почувствовал, как кровь ударила в голову, стало трудно дышать.
Проснулась жена. Приподнявшись, недоуменно посмотрела на мужа.
— Что там?
Мартынов отмахнулся и, пытаясь собраться с мыслями, сказал:
— Слушай, Лукьянов! Срочно направь кочегаров к водоприемнику, пусть долбят разведочную лунку. Сейчас я приду в котельную. Если воды хватать не будет, отключи управленческий блок, гараж, мастерские. Все! — Он бросил телефонную трубку на рычажки, ладонью растер левую сторону груди: в последние годы все чаще давало знать о себе сердце. Врачи запрещали курить, перегружать себя работой, волноваться, нервничать, а как быть спокойным, когда… Мартынов затянулся папиросой, закашлялся, ткнул окурок в пепельницу.
— Случилось чего, Миша?
Тревожный голос жены вывел Мартынова из забытья, он резко обернулся, кивнул головой.
— Похоже, да. Если только трубопровод не засорился, значит, дело дрянь. Котельная может остаться без воды.
— Ну и что?
— Помолчи, — оборвал ее Мартынов. — Я пойду в котельную, затем к водозаборнику, а ты срочно обзвони ведущий управленческий персонал и вызови Старостина. Скажешь, чтобы все немедленно собрались у меня в кабинете. Парторгу не звони: он с колонной машин уехал в Магадан.
От ручья Профсоюзного, из которого насосы качали воду для котельной, до управленческого блока, где размещалась контора, было не больше километра, но Мартынову казалось, что этому километру не будет конца. Согнувшись и закрывая лицо от жалящего ветра, то и дело проваливаясь чуть ли не по пояс в снег, он упрямо шел вперед, выискивая в черноте безлунной ночи редкие поселковые огоньки. Предательски покалывало сердце, но Мартынов старался не обращать на это внимания, лихорадочно соображая, как выйти из того положения, в котором оказался не только поселок, но и все строительство комбината. В голове все время звучали слова кочегара, сказанные им у выдолбленной разведочной лунки: «Хреновые дела, Михалыч. Ручей-то наш до дна промерз». Мартынов не сразу поверил ему тогда — уж слишком страшным было это известие. Схватил водомерную рейку, сунул в прорубь, быстро вытащил, пытаясь рассмотреть получше, поднес к костру: вода захватила едва ли не самый кончик рейки, успев за секунду превратиться в хрупкий нарост льда. «Да и чему удивляться, — говорил между тем кочегар. — Мороз-то до шестидесяти упал, да и ветрище — не приведи господь. А буран какой пронесся!.. — Он замолчал, посмотрел на начальника строительства, потом добавил: — В котлах вода еще есть, Михалыч, так что кое-какое время продержимся, а там что-то решать надо. Трубопровод уже прихватило».
Закрутившаяся снежной спиралью поземка жгучими клочками дохнула в лицо, и Мартынов почти побежал к светящимся окнам конторы, ожесточенно растирая рукавицей онемевшие щеки, нос, лоб.
Кабинет начальника строительства тревожно гудел разноголосым гулом. Никто не знал, зачем их вытащили из теплых постелей в два часа ночи. Увидев Мартынова, люди на какую-то секунду притихли, но затем тревожный гул взорвался вновь с удвоенной силой. На Мартынова посыпались вопросы, но он молча прошел к батареям отопления, потрогал их. Радиаторы были еще теплыми.