Отважная охотница. Пропавшая Ленора. Голубой Дик
Шрифт:
В то же время Лери обращался со мною очень ласково. Я не имел никакой причины не любить его. Однако же я его ненавидел!
Я сознавал всю несправедливость моей необъяснимой антипатии, но ничего не мог поделать с собой. Я не только с большим трудом переносил его присутствие, но мне даже казалось, что я никогда не видел более гнусного лица.
Даже в его присутствии я не мог скрыть своей антипатии, но он как будто не замечал этого и относился ко мне по-прежнему ласково. Все его попытки снискать мое расположение были тщетны и только увеличивали мою
Время шло. С каждым днем увеличивалось влияние Лери на наши дела и на мою мать, и в той же мере росла и моя ненависть к нему.
Моя мать старалась смягчить эту ненависть, напоминая мне о его доброте к нашему семейству, о его заботах выучить меня ремеслу и несомненной доброй нравственности и хороших привычках.
Я не мог возразить против этих аргументов, но моя антипатия не зависела от рассуждений: она была инстинктивна.
Вскоре для меря стало ясно, что Лери хочет сделаться членом нашего семейства. Мать была глубоко уверена, что он необходим для нашего существования.
Моей матери было около 33 лет. Она была видной и красивой женщиной и считалась владелицей дома и мастерской. Лери не имел за собой ничего. Он был только шорником, но, женившись на моей матери, стал бы хозяином и дома, и мастерской.
Было очевидно, что никакие мои усилия не могут воспрепятствовать этому; по мнению моей матери Лери был вполне достоин заменить ей ее первого мужа.
Я пытался говорить с ней, но не мог привести никаких аргументов против, кроме своего предубеждения.
Мое противодействие против замужества матери в результате вызвало с ее стороны холодность ко мне. Когда я окончательно убедился в твердости ее намерения быть женой Лери, я решил побороть мои предубеждения против мистера Лери, потому что знал о том влиянии, какое он будет иметь на меня, как отчим.
Но попытка эта была тщетна. Я не мог побороть свою ненависть к нему. Никогда я не видел такой большой и внезапной перемены, какая произошла с мистером Лери после женитьбы на моей матери.
Он больше уже не был прежним скромным работником, сразу перестал обращаться со мной ласково и заговорил таким повелительным и властным тоном, какого не допускал даже мой покойный отец.
Мистер Лери нанял человека, который работал в мастерской вместе со мной. Сам же мистер Лери всем своим поведением доказывал, что его дело заключается только в получении денег, заработанных нами.
Время он проводил в кругу своих новых знакомых, людей невоздержанных; домой же являлся почти постоянно пьяным и обращался с моей матерью грубо и жестоко. И это началось, когда не прошло еще и трех недель после свадьбы.
Я не скрывал от мистера Лери моего мнения о его поведении, и это вскоре привело к тому, что дольше оставаться в своей семье я не мог.
Наши разногласия и столкновения с каждым днем увеличивались, пока мистер Лери не объявил, что я неблагодарный негодяй, не оценивший его забот обо мне, что он ничего не может сделать со мной, и чтобы я не оставался больше в его доме!
Он долго совещался с моей матерью, и результатом этих совещаний было решение отправить меня в море.
Я не знаю, какие он приводил аргументы, но только они подействовали на мою мать, и она согласилась с его планами. Вскоре после этого я был определен учеником на парусное судно «Надежда», делающее рейсы между Дублином и Новым Орлеаном. Капитаном этого судна был Джон Браннон.
— Море — это для тебя настоящее место, — сказал мистер Лери, после того как представил меня капитану Браннону. — На корабле ты научишься вести себя и обращаться со старшими с уважением.
Мистер Лери думал, посылая меня в море, отомстить мне за мое дурное отношение к нему, но он ошибался. Если бы он знал, что этим доставил мне только удовольствие, то, наверное, постарался бы намного дольше оставить меня дома в мастерской.
Так как я уже решил уйти из дома, то только обрадовался, что меня отсылают. Мне было лишь тяжело и жалко оставить мать, брата и маленькую сестру в жестоких руках мистера Лери.
Но что же я мог сделать? Мне не было еще и 14 лет, и я, конечно, не мог бы их содержать. Поскольку ненависть у нас с мистером Лери была обоюдная, я надеялся, что когда он не будет больше замечать моего присутствия, то, может быть, станет лучше обращаться с моими близкими. Только эта мысль и утешала меня, когда я расставался с ними.
Моя мать хотела проводить меня до корабля, но этому воспрепятствовал мистер Лери, сказав, что он сделает это сам.
С мистером Лери мы расстались на корабле, и, когда он уходил, я крикнул: «Мистер Лери! Если вы в мое отсутствие будете дурно обращаться с моей матерью, братом или сестрою, то я убью вас, когда возвращусь назад». Он ничего не ответил.
Глава II
В НОВОМ ОРЛЕАНЕ
Мое положение на корабле «Надежда» оказалось очень печальным. Я был там самым последним человеком. Весь экипаж пользовался мною для своих личных услуг. Только один человек, боцман, прозванный своими товарищами Сторми Джек (Бурный Джек) за свой темперамент, относился ко мне ласково и защищал меня от своих товарищей. Благодаря покровительству Сторми мое положение на корабле значительно улучшилось.
После одной стычки с корабельным плотником, виновником которой был последний, Сторми был избит, связан и брошен в трюм. Такое несправедливое наказание страшно возмутило его, и он решил по прибытии в Орлеан дезертировать.
За несколько дней до прихода в Новый Орлеан Сторми был освобожден, но мысль о бегстве не покидала его.
Мне удалось, хотя и с большим трудом, убедить Сторми не покидать меня на корабле, а взять с собою.
Через два дня после нашего прибытия в Новый Орлеан он попросил разрешения сойти на берег, и чтобы мне позволили сопровождать его. Капитан разрешил, полагая, что неполученное Сторми жалованье удержит его от бегства. Мысль о том, что мальчик, подобный мне, решится покинуть корабль, не могла придти капитану в голову.